Мефодий Буслаев. Лёд и пламя Тартара

Глава 3
ЗАГЛОТ

«Будь патриотом! Убей персид-ского кота! Купи сибирского!»
Социальная реклама мрака

Пока Меф и Дафна собирались на Лысую Гору, Улита сидела и злобно грызла ногти. Она была не в духе.
— Все равно, Буслаев, никуда ты от мрака не денешься! Отдашь ему свой эйдос как миленький. А не отдашь, так в свой же дарх его засунешь. Тут без вариантов, — внезапно заявила она Мефу.
— Почему?
Вместо ногтя Улита укусила себя за палец. Ойк-нула, посмотрела на ранку и слизнула капельку крови.
Хорошая кровь. Железа много. Гемоглобин высокий, — оценила она со знанием дела.
— Так, почему?
— Есть закон один. Один из основных законов мрака.
— Какой, первый? — спросил Меф.
— Нет, первый: «Если враг сдается, его добивают». А этот тридцатый или что-то в этом духе. Формулируется он так: «Человек — это то, чем он занимается, и ничего больше. Все остальное ил-люзия и самообман».
— Как это?
— А так, Меф. Объясняю: отлови на улице обычнейшего человека, самого заурядного и заставь его на птицеферме кур электричеством убивать. По двенадцать тысяч штук в день, или сколько там положено? Он поначалу морщиться станет, отворачиваться, а через недельку попривыкнет и хоть зубами тебе курицу загрызет, из одного удоволь-ствия, — заявила ведьма.
— Не верю, — сказала Дафна.
— А чего тут не верить? Только первый шаг и труден. А там уж, если покатился с горочки, то быстрее и быстрее. Вот взять хоть меня. Кто я сейчас? Ведьма-секретарша. Ну стерва, ну суккубов Я по мордасам бью. А была я такой изначально? Родилась я, что ли, секретаршей? Нет, ясный перец! Да я в детстве по часу плакала, когда волк в сказке барашка съедал. Засыпаешь, а на подушке пятно мокрое... А теперь дай мне этого барашка и бензо-пилу — и увидишь, что будет.
Улита вновь хотела укусить себя за палец, но пе-редумала и просто стала ковырять ногтем в зубах.
— Ерунда! Человек способен к сопротивле-нию, — сказал Меф,
Ведьма ехидно улыбнулась.
— К сопротивлению: да. Но к сопротивлению мгновенному, разовому. Когда же среда давит и окружение — тут уж кому сопротивляться-то? Не с ножом же на тебя нападают. И сам не заметишь, как изменишься. Человек-то мягкий, как пласти-лин. Комиссионеры, они тоже не на пустом месте придуманы.
— Все равно ерунда!
— Да совсем не ерунда, а закон мрака! — рас-свирепела Улита. — Возьми я сейчас твою свет-ленькую Дафну за шкирман и, к примеру, заставь ее работать паспортисткой в отделении мили-ции. Она пару лет протоскует, а там такой лихой паспортисткой заделается, что мама не горюй. И дверью начнет хлопать и сто таджиков в одной комнате пропишет — тут уж как пить дать. Собака она тоже, знаешь, поначалу неохотно на цепи си-дит. А пооботрется чуток — уже никуда из конуры не хочет.
Дафна подошла и мягко подула Улите на воло-сы. Она умела так дуть, что мигом сдувала все за-боты. Лицо ведьмы разгладилось.
— Ладно, проехали! Но вообще, светлая, го-товься! Хочешь, чтобы о тебе все говорили и все тебя ценили? Стань сволочью! — буркнула она.
— А другой способ есть? Хороший?
— Есть и хороший. Стань хорошей сволочью... Ну все, забыли, я снова добрая!
Арей вышел из кабинета. Он был в сером длин-ном плаще с капюшоном. Под плащом угадыва-лась кольчуга. Поверх плаща барон мрака нало-жил маскирующее заклинание. Теперь для любого прохожего Арей был просто массивным мужчи-ной средних лет с перебитым носом, одетым в темно-синий мешковатый костюм, и черную ру-башку без галстука. Какой-нибудь частный ох-ранник из бывших спортсменов, продремавший смену на складе бытовой техники между короб-ками с ксероксами.
Ох, не обижайте этого дядю, люди! Дядя ста-рый, дядя сердитый. И вообще так ли вам надо вы-ходить сегодня из дома?
— На Лысую Гору? — спросила Даф.
— Да. Ты, светлая, Мефодий и Улита — со мной. Меф, предупреди остальных, чтобы заперлись в резиденции и никого не пускали, пока мы не вер-немся! Явятся комиссионеры или суккубы — гнать в шею.
Меф облизал губы.
— Телепортируем? — спросил он. Процесс телепортации он очень не любил.
Это было не столько болезненно, сколько про-тивно. Ощущать, как ты становишься набором молекул, которые исчезают в одной точке про-странства и собираются из ничего в другой, не особенно приятно.
— Да, но не отсюда. Из резиденции мы телепортировать не можем. Лигул немедленно узнает точку нашего прибытия, — продолжал Арей.
— Тогда как?
— В Москве есть единственное место, откуда мы можем телепортировать относительно безо-пасно, оставшись незамеченными. Туда мы и от-правимся, — сказал Арей, не поясняя, впрочем, что это за место.
Когда Меф поднялся наверх, чтобы выполнить поручение, гостиная второго этажа была пуста. Он поочередно постучал в комнаты Наты и Мошкина. Ему никто не ответил. Тогда, уже по умолча-нию, он толкнул дверь комнаты Чимоданова. Под ногами у него проскочил Зудука, как обычно что-то злоумышляющий.
— Эй! — окликнул Меф.
Его не услышали. Мошкин и Чимоданов сиде-ли на стульях друг против друга и играли в «поце-луй меня, кирпич!». Вены на висках у обоих взду-лись от напряжения. Между ними по воздуху с приличной скоростью летал тяжелый альбом с фотографиями.
Правила игры были просты как все тупое. Уче-ники стражей или маги садились на стулья в восьми-девяти шагах друг от друга и закладывали ру-ки за спину. Затем кто-то из играющих поднимал взглядом предмет и бросал его в лицо противни-ку. Тот должен был остановить его глазами и вер-нуть в нападавшего. Проигравшим считался либо тот, кто первым пропускал удар, либо тот, кто те-рял самообладание и пытался защититься от ле-тящего предмета руками.
Ната, по-турецки скрестив ноги, сидела на кровати у Чимоданова и лениво наблюдала за схваткой.
— Эй! — крикнул Меф еще громче. Чимоданов на миг отвлекся и тотчас, получив
альбомом в глаз, опрокинулся вместе со стулом.
— Я тебя не ушиб, нет? Тебе ведь не больно, да? — всполошился Мошкин.
— Щекотно, даун! — злобно ответил с пола Петруччо. Под глазом у него созревал крупный фингал.
— Ты сердишься, да? Говоришь мне плохие слова, потому что я тебя расстроил? — не понял Мошкин.
Это было уже слишком. Петруччо зарычал как голодный вурдалак и бросился его душить. Меф кашлянул.
— Мы уезжаем. Вы остаетесь, — сказал он Нате, единственной, кто был в состоянии его услышать.
Ната подняла правую ногу и прощально поше-велила пальцами.
— И что я должна сделать? Помахать из окна платочком? — поинтересовалась она ехидно.
— Запереть дверь и начертить на всех стенах защитные руны. И никому не открывать. Ни од-ной живой душе, — сказал Меф.
— Ну живые души тут не особо часто и быва-ют, — заметила Ната.
Ничего больше она не добавила, однако по ее интонации Меф понял, что повторять не требует-ся. При всех своих тараканах дурой Вихрова от-нюдь не была, да и чувство самосохранения име-ла могучее, как титановый нагрудник. Он повер-нулся и, перешагнув через дерущихся Мошкина и Чимоданова, направился к лестнице.
— Эй, стой! — окликнула его Ната, когда он был уже на второй ступеньке.
Меф остановился. Повернулся.
— Чего?
— На всякий случай... Если что, я смогу послать SMS? Ну туда, где вы будете? — будто невзначай спросила Вихрова.
— Вряд ли, — сказал Меф.
Он не был уверен, что на Лысой Горе есть мо-бильная связь. Хотя, с другой стороны, Киев там вроде недалеко. Теоретически покрытие должно быть.
Ната кивнула, принимая «вряд ли» к сведению.
— Была у меня подруга, — сказала она в про-странство. — Однажды она поругалась с приятелем, выскочила из его машины на перекрестке, а он послал ей вслед оскорбительное SMS. Она бы-ла убита. Если бы он просто заорал из окна, она бы простила.
Мошкин перестал сопротивляться. Он лежал на спине и насмешливо смотрел на пыхтящего Петруччо, который дергал его за ворот свитера.
— Ну и что? У меня тоже родители как-то ме-сяц не разговаривали. Даже в кухне за столом не могли сидеть вместе. Когда один приходил, дру-гой вылетал как пробка. А когда нужно было что-то сказать, отец посылал матери эсэмэску. Из со-седней комнаты, — сообщил Мошкин.
В глазах у Наты появилось нечто маниакаль-но-мечтательное.
— И она отвечала? — поинтересовалась она.
— Да. Иногда тоже эсэмэской. Иногда по элек-тронной почте, — сказал Евгеша.
Меф спустился, думая про себя, что ему нра-вится его поколение. Если в детях природа отды-хает, то во внуках она просто отрывается.
— Обожаю метро! Не как транспорт, а как ме-сто для свиданий! Бродишь вся такая в приятных предчувствиях и ищешь памятник то на кольце-вой, то на радиальной. Памятник, конечно, какой-нибудь мелкий и хилый. В метро других не быва-ет. А под памятником, тихо психуя, тебя уже ждет рыцарь с веником украденных на кладбище гвоз-дик. Если, конечно, не перепутал день недели и десять утра с десятью вечера, — заявила Улита, спускаясь в подземный переход с мерцающей бу-квой «М».
— Сколько можно говорить о любви?
Арей остановился и не без интереса стал изу-чать витрину сувенирного киоска. В город пеш-ком он выбирался крайне редко, а потому многое казалось ему новым и удивляло его.
— Тогда давайте я буду говорить о росте курса эйдосов на вселенской бирже, — с вызовом пред-ложила Улита.
— Уволь меня от этого! Ненавижу, когда жен-щины берутся рассуждать о финансовых делах. От всех вселенских вопросов их элементарно можно отвлечь дебильным спором, как лучше раз-местить бриллианты на крышке золотой пудрени-цы, — сказал Арей, не отрывая глаз от витрины.
— Тогда я буду рассуждать о битвах! Забацаю речь часа на два о том, как один дурак запустил в другого фаерболом и случайно попал в своего двоюродного дедушку, потому что второму дура-ку мучительно захотелось завязать шнурок на бо-тинке. И как его двоюродный дедушка за это от-стрелил ему нос серебряной пулей с крестооб-разной насе... — Улита прервалась, поняв, что Арей ее не слушает.
— Смотри-ка, Теночтитлан и Ло-а-ару. И сюда просочились! — сказал он, с ухмылкой показывая на две керамические фигурки. Фигурки изобра-жали лупоглазых толстячков, сидящих на корточ-ках. Рядом с одним на картонке было написано: «Погладь меня по пузику — получишь счастье!»
— Кто-кто?
— Теночтитлан и Ло-а-ару. Два божества ацте-ков, перешедшие на сторону мрака. Наделены да-ром предвидения. Лигул использует их на полную катушку.
— Это те два дегенерата, которых ацтеки кор-мили сырым человеческим мясом? — спросила Даф, что-то припоминая.
— Они самые. Хотел бы я увидеть того лопухоида, который погладит фигурку Теночтитлана по пузику, да еще если на пальце у него случайно окажется ссадина. Боюсь, родственники долго не забудут его осчастливленного лица, — хмыкнул Арей и продолжил путь.
Промелькнули газетный киоск, киоск фотото-варов, две стекляшки с дисками и магазинчик жен-ской одежды. Почему-то в последнем сидела не продавщица, а унылый-преунылый дядечка, по ли-цу которого никак нельзя было предположить, что он что-то понимает в своем капризном товаре.
— Только попробуй! Схлопочешь! — сказал Арей не оборачиваясь.
Улита разочарованно вздохнула и побрела за ним. Меф так и не понял, что именно она собира-лась попробовать. Несмотря на то что момент был не самый располагающий, ведьма отрыва-лась на полную катушку. Даже близость начальст-ва не портила ей настроение. Она стала забав-ляться с турникетами, заставляя их срабатывать от обычных календариков.
К Даф, на плече у которой сидел Депресняк, подошла суровая контролерша и, потрясая свист-ком, заявила, что с кошками в метро нельзя. Де-пресняк не перенес такого унижения и сердито зашипел.
— Это не кошка! Это ребенок! — сказал Меф и быстро провел ладонью перед глазами контро-лерши.
— Ты что, пацан, сбрендил? Дурой меня счита-ешь? Я что, кошки от... — с яростью набросилась на него контролерша и вдруг застыла, открыв рот.
— Наш младшенький. Кирюшечка. Еще есть двое старшеньких, но они с бабушкой дома си-дят, — сказал Меф, делая шаг в сторону, чтобы Дафна не достала его пинком.
Улита выудила в толпе смешного парня с ред-кой бороденкой в двенадцать волосинок. Такие бороденки любят носить студенты первого-вто-
рого курсов, чтобы было что выщипывать на эк-заменах.
— Молодой человек, спросить можно? Что вы за розу такую купили? Палка длинная, а бутон крошечный? Это чтобы ваша девушка могла поче-сать себе спину? — пристала к нему Улита.
Так и не дождавшись ответа, ведьма потеряла к парню интерес и занялась другими пассажирами. К тому времени они были уже на эскалаторе, а по-том и на платформе.
— Эй, мужчина, вы мне на ногу наступили! А если я вам наступлю? Это ж гипс будет, одно-значно!.. А вы, девушка, под поезд собрались бро-саться? Если нет — тогда закройте «Аннушку Ка-ренину» и отойдите от края платформы.
Подошел грохочущий состав. Арей вошел и сразу занял удобный закуток у двери. Дафну с ко-том и Мефа толпой пронесло в середину вагона. Улита, слишком массивная, чтобы ее можно было толкать безнаказанно, ухитрилась остаться где-то недалеко от Арея.
Станции четыре ведьма смирно изучала схему метрополитена, трогала пальцем поручень и вздыхала с вызывающей тоской так, что щелкали челюсти. Неожиданно она резко повернулась. Мефодий услышал, как она громко спросила у ко-го-то:
— Что вы ко мне прижимаетесь, юноша? Вам морально тяжело и хочется, чтобы кто-то был ря-дом?
Какой-то тощий, юркий человечек в джинсо-вой куртке, запаниковав, стал быстро отодвигать-ся, стараясь затеряться в толпе. Ведьма поймала его за запястье.
— Ну-ка, стойте! Я-то думала, вы прижималь-щик, хотела подарить вам немного человеческо-го тепла, а вы, оказывается, по другой части!
— Отпустите меня! — прошипел человечек, дергая руку.
— Не отпущу! — Улита внимательно всмотре-лась ему в лоб. Глаза ее скользили по лбу, как по книжным строчкам. — Кто у нас тут? Ага, Чпыня Лев Александрович, 1985 года рождения. Паспорт серии 43 843657, выдан Преображенским ОВД г. Морквы... Что губки надул? Ну пусть Москвы. Род занятий — вор-карманник. Прорезает сумочки заточенной монетой. Уровень профессиональ-ного мастерства низкий. Специализируется на женщинах. Мужчин справедливо опасается и тас-кает бумажники только у пьяных или сонных, — громко прочитала Улита.
Не жалея свою руку, которую ведьма ободрала ногтями, человечек пугливо рванулся и скользнул в открывшуюся дверь.
— Ну разве не тоска зеленая? Не успеешь по-знакомиться, а тебя уже бросают! — сказала Ули-та, обращаясь к вагону.
Через пару станций Арей вышел и, не огляды-ваясь, пошел вдоль платформы. Ведьма, монумен-тальная, как ледокол, с легкостью проложила себе дорогу.
— А ну брысь! Я пачкаюсь! Я вся в штукатур-ке! — сообщала она тем, кто медлил уступить ей дорогу.
Зато Мефодий и Дафна едва протолкались, сносимые устремившимся в вагон встречным по-током.
— Поберегись! У нас заразный буйный кот! — кричал Меф, однако пассажиры почему-то буй-ного заразного кота не боялись. Наверное, сами были буйные и заразные.
Применять узконаправленную раздвигающую магию в вагоне было чревато. Могли быть жерт-вы. Кроме того, всякое Подземье — а метро отно-сится к Верхнему Подземью — полно нежити и малопонятных энергетических существ, про-рвавшихся некогда из других реальностей в ре-зультате всяких аномалий. Подняться на поверх-ность эти существа не могут. Глубины менее ста метров для них губительны. Однако здесь их мир, их царство. Кроме того, на некоторых ветках, особенно в центре города, встречаются неупоко-енные души диггеров и метростроевцев. Последние обычно предпочитают одиночество и бродят в тоннелях. Это их бледные, полубезумные лица проносятся порой в окнах вагонов. Сильный за-ряд магии может притянуть эти существа, и, как мотыльки на свет, беспокойные духи хлынут на станцию.
Повиливая последним вагоном, как пес хво-стом, поезд втянул свое расхлябанное туловище в тоннель. К этому времени Арей оказался у мутно-го металлического зеркала, в которое машинист обычно смотрит перед тем, как закрыть двери. Убедившись, что рядом никого нет, барон мрака начертил на пыльном зеркале руну. Дождавшись, пока руна вспыхнет, Арей тяжело подпрыгнул и, животом перевалившись через край рамы, исчез. Меф видел, как он уходит в пустоту отражавшейся станции. Станции, на которой был только он один...
Буслаев невольно наклонился и посмотрел на зеркало снизу. Обычное, чуть выпуклое, в раме. Вот Арей остановился, нетерпеливо оглянулся, махнул рукой.
— Помоги девушкам! Поработай ступень-кой! — сказала Улита.
Когда Меф опустился на четвереньки, ведьма без церемоний наступила на спину крякнувшему Мефу и настолько ловко, насколько позволяли ей габариты, забралась в зеркало. Даф последовалаза ней. Ее легкая нога едва коснулась плеча Мефа. Буслаев поднялся. Улита уже стояла рядом с Аре-ем. Даф ловила Депресняка, которому вздумалось поцарапать когтями мрамор. На мраморе остава-лись следы.
Мефодий оглянулся. Платформа уже наполня-лась народом. Некоторые удивленно поглядыва-ли в его сторону. «Неважно... Легендой больше, ле-гендой меньше», — подумал Меф. Он разбежался, подпрыгнул и, пройдя сквозь зеркало, пропустив-шее его с некоторым затруднением, оказался по ту сторону.
Руна медленно растаяла. В зеркале появились станция с пассажирами и круглые зрачки при-ближавшегося из тоннеля поезда.
— Где мы? — спросил Меф.
Ни поездов. Ни пассажиров. Только лампы го-рят в пустоте, высвечивая уходящую вдаль плат-форму.
— Да нигде особенно. В заглоте, — сказал Арей небрежно.
— В заглоте?
— Параллельные миры параллельны только в теории. На деле же магические поля иногда пере-секаются. В результате часто случается так, что на
пересечениях миров возникают дубли. Так назы-ваемые междумирия или точки перехода. Разуме-ется, такие дыры мы затыкаем, но на всякий слу-чай запоминаем точки входа и выхода. Они, кста-ти, редко совпадают.
— Почему редко совпадают?
Арей подошел к врезанной в стену скамье. Всу-нутая горлышком между деревянными планками, в ней торчала пустая бутылка из-под ситро, кото-рое не выпускалось уже лет двадцать. Должно быть, бутылка была на настоящей станции в день, когда заглот возник, и, продублированная, оста-лась навеки.
— А нипочему. Просто не совпадают и все, — ответил барон мрака. Похоже, он никогда не за-давался таким вопросом.
— Смотри!
Арей подошел к стене и, не жалея меча, ударил по сероватому с искрой мрамору, который поче-му-то так довлеет над воображением архитекто-ров метрополитена. Клинок прочертил на мра-море длинный, сразу затянувшийся след. Меф не-вольно посмотрел вниз, на ту плиту, которую Депресняк драл когтями. Да, так и есть. И там узкие шрамы на мраморе успели закрыться.
— Заглот — странное место. Место вне всего, ничейная земля. Повредить заглоту нельзя и на-рушить здесь тоже ничего нельзя. Разбей бутылку, сдуй паутину, сдвинь хоть соринку - все восста-новится и вернется. Даже наши способности тут ослаблены, — сказал мечник.
— И мои? — недоверчиво спросила Дафна.
— Разумеется. Откуда ты, Даф, черпаешь твои силы? — спросил Арей.
Даф замялась.
— Вы же знаете откуда. Их вызывает флейта, — сказала она.
Арей опустил меч, не возвращая его в ножны. Лезвие было тусклое, с зазубринами. Выглядело тупым. Не верилось, что им можно в принципе что-то перерубить. Но так казалось лишь тому, кто не ведал страшной силы кистевого удара Арея. Не знал лукавой хитрости его заговоренно-го клинка, который за мгновение до соприкосно-вения с целью становился острее бритвы.
Арей медленно покачал головой.
— Ответ очень приблизительный. Флейта — всего лишь инструмент материализации сил све-та в маголодию. Я говорил об ином. О том, что сил, которые можно было бы назвать конкретно твоими, не существует.
— Почему это? — растерялась Дафна.
— Твои силы — часть общей энергии света. Единый колодец добра, из которого черпают все, имеющие такое право. Право — это твои бронзо-вые крылышки, через которые проходит энергия.

Если бы твои крылья были золотыми, твой допуск был бы выше. Не так ли?
— Теперь я поняла, о чем вы. Вы очень точно выразили мою собственную мысль, — сказала Даф, имевшая большой опыт сдачи экзаменов.
Арей ухмыльнулся, оценив эту осторожную колкость.
— Ну хорошо, со светом проехали. А что у нас с силой мрака? — продолжал он.
Начальник русского отдела не смотрел на Мефа, но тот и без того понял, что вопрос обращен к нему.
— Ну тут есть разные версии. По одной из них, у мрака нет собственных сил. Его силы — это ис-каженные силы добра. Грязь, грехи, тоска. Зло, ес-ли брать его суть, это сгнившее, испорченное, умершее добро. За века мрака накопилось столь-ко, что силы уравновесились. Силу мрака призы-вают эйдосами. Эйдосы, хранящиеся в дархе, по-могают мраку материализоваться. Еще есть энер-гия артефактов, но это уже не самостоятельная сила, а лишь способ накопления и сохранения магии. Другими словами, исчезни начальная сила мрака, все темные артефакты стали бы вмиг бес-полезны, — не задумываясь, бойко ответил Меф.
Арей благосклонно кивнул.
— Недурно, синьор помидор! Хорошая все-та-ки штука руна школяра!
— Кому как, — с ненавистью сказал Меф. Сколько раз ему пришлось корчиться от боли и приходить в себя, лишь когда лба его касались живительные руки Дафны. Арей не стал ему со-чувствовать. Жалеть кого-то не путь мрака. Да и свет последнее время все чаще склонен разделять этот подход. Жалость унижает, если она пассив-ная. Активная же жалость предполагает действия и поступки, противоречащие самой сути мрака.
— Итак, заглот, — продолжал Арей. — Он ли-шен магии, не пропускает извне свет и мрак, и по-тому они тлеют здесь едва-едва. Лишь отражен-ным сиянием эйдосов в дархе и бронзовых крыль-ев. Единственный, кто обладает в заглоте полной силой — ты, Меф. Ты сам себе колодец.
Арей коротко поклонился Мефу.
— Но не зазнавайся, синьор помидор! Кое-что ты умеешь, однако твой путь к познанию только начинается. Три стадии проходит каждый, кто хочет стать первым: преклонение перед авто-ритетами, осознанное следование автори-тетам, отказ от авторитетов. Только так можно проложить собственный путь. Другое дело, что нельзя отказаться от авторитетов слишком рано. Не стоит выпрыгивать из поезда, пока он не подо-шел к конечной станции. Все равно будешь та-щиться по той же насыпи, сбивая в кровь ноги. Вначале сравняйся с авторитетами и лишь потом перешагни.
Меф неосторожно сделал несколько шагов и внезапно уткнулся во что-то вязко-упругое, от-толкнувшее его от себя. Преграда. Откуда она здесь взялась — загадка. Визуально тоннель про-должался и дальше. Голову Меф интуитивно успел убрать, но плечом зацепил.
— Что это было?
— Я же говорил: заглот. Случайная аномалия, междумирие. Всех твоих сил не хватило бы, что-бы выпустить на ту сторону даже муху, — пояснил Арей.
Меф недоверчиво отступил на шаг и сильно толкнул стену ногой. Он ожидал удара, сопротив-ления упругой стены, но на этот раз все было ина-че. Нога провалилась в пустоту и исчезла. Меф с криком отпрыгнул.
— В другой раз так не делай. Там вполне мог оказаться пес. Ты остался бы без ноги. Причем бо-ли бы не ощутил, пока не выдернул бы назад об-рубок, — спокойно предупредил Арей.
Меф подумал, что это шутка.
— Пес? Собака, что ли? — спросил он.
— Скорее всего нет. Так их называют. Сущест-ва, охраняющие границу между мирами. Никто не знает, как велика эта граница. Метр? Десять мет-ров? Километр? Но ее охраняют. И очень неплохо. Однажды я в этом уже убедился, — спокойно заметил Арей.
- Как?
Арей коснулся короткопалой ладонью руко-яти меча.
— Как-то в подобном заглоте — нет, не в этом, расслабься, Даф! — у меня была дуэль. Уже не суть важно с кем. Скажу только, что это был златокры-лый, довольно высокого ранга и хороший боец. Спасаясь от моего меча, он отпрыгнул: ему нужна была дистанция для маголодии. Случилось так, что его голова оказалась по ту сторону. Также, как сейчас твоя нога, Меф. Раз — и я перестал ее ви-деть. Тело дернулось и осело. Я оттащил злато-крылого за плечи. Головы не было. Откромсали ее очень неаккуратно. Огрызли лицо, часть шеи, мозг, но оставили полоску скальпа и ухо. Я не смог даже снять его золотые крылья. Они тоже оказались там.
— Это были псы? — спросил Меф. Арей дернул плечом.
— Похоже на то. Причем его голова пробыла по ту сторону не больше секунды. Я ничего не слышал. Ни шороха, ни крика... Но они, псы, долж-ны были нас слышать. Возможно, их привлек шум боя, и они скопились там, ожидая. И знаешь, что мне кажется?
Меф молчал, чтобы не задавать очевидного
вопроса. Не надувать впустую строчки в много-страничной книге жизни.
— Я думаю, что там, с границы, псы хорошо нас видят. Тогда их привлек долгий шум. Сейчас же они, без сомнения, учуяли попытку проникно-вения, — закончил Арей.
Меф осторожно приблизился к стене, ощущая щекой осторожное покалывание. магического поля, Ему неприятна была мысль, что с границы на них кто-то смотрит. Кто-то злобный, осторож-ный и внимательный. Смотрит и ждет, пока они совершат первую ошибку.
Он явственно видел крупную серую плитку по ту сторону границы. Такую же, как у него под но-гами. Дальше виднелось зеркало, точный двойник того, через которое они недавно пролезли. Спра-ва над зеркалом висели обычные для метро элек-тронные часы.
12:35:32
12:35:33
12:35:34
Цифры менялись, скользя в бесконечность. Точно капли падали с невидимой нити.
— В нашем мире ровно на секунду меньше. Или больше. Точно не помню. Но знаю, что разница ровно в секунду, — сказал Арей, проследив направ-ление его взгляда.
— Там уже параллельный мир? — спросил Меф.
— Нет. Еще один заглот. Но уже их заглот. Па-раллельный мир начнется, если пролезть вон в то зеркало. Так во всяком случае должно быть по ло-гике вещей. Симметрия миров и все такое. Во вся-ком случае второй границы между их заглотом и их миром уже нет, как не было ее и в нашем.
Мефодий вновь ощутил желание протянуть руку и коснуться незримой преграды.
— И вы никогда там не были? Даже не хотелось попасть в параллельный мир?
Барон мрака посмотрел на него взглядом про-зектора, под скальпелем которого неожиданно зашевелился труп.
— У меня нет там никаких дел. Там ни у кого нет никаких дел. Единственная прелесть загло-та — отсюда можно телепортировать незаметно как для света, так и для мрака, — сказал он под-черкнуто сухо.
Арей отошел от стены и мечом стал очерчи-вать круг, готовя площадку для групповой телепортации.
— Слушай, мне неприятна эта мысль. То, что там, за стеной, граница, где не действуют вообще никакие законы. Ни света, ни мрака... Может, там остатки хаоса? — шепотом сказала Дафна, обра-щаясь к Мефу.
Меф ничего не ответил. Он и сам не знал.

Когда круг был очерчен, Арей запахнул Улиту и Даф своим плащом и вопросительно оглянулся на Мефа. Меф в последний раз бросил взгляд в со-седний заглот. На миг ему показалось, что в отда-ленном зеркале быстро скользят фигуры, не имею-щие определенных очертаний. Однако рассмот-реть он уже ничего не успел.
Горячая золотистая искра опалила Мефу нос. Арей не любил ждать. Нетерпение — визитная карточка мрака. Меф поспешно скользнул под плащ и, садясь на корточки, оцарапал щеку руко-ятью меча Арея. Светлые волосы Даф были охва-чены холодным серебристым огнем. Не успел Меф задуматься, не является ли это реакцией на элементарную магию, как тело его стало прозрач-ным и раздробилось на миллионы крошечных искр. И все они понеслись куда-то. Где-то рядом, Меф чувствовал это, летели и остальные. Дроб-ный, продолжавший мыслить рой.
Не успел Меф осознать себя частью гигантско-го роя, как все закончилось. Они стояли на голом каменистом склоне, на «проплешине» Лысой Го-ры. К старой каменной стене лепились похожие на соты дома.
Улита деловито ощупала свое лицо и волосы.
— Какая жалость! Обменяться телами с Даф-ной мне опять не удалось, — ехидно заявила она.
Арей внимательно всматривался в даль. На до-роге, ведущей от ворот поселка, появилась гро-моздкая телега. На телеге лежало что-то бело-се-ребристое, трепещущее. Сзади бодро шагали два мордатых, закованных в броню арбалетчика.
— Русалку депортируют, — заметил барон мрака.
— Куда?
— Все туда же. В болото. Все равно без толку. Ночью опять вынырнет в каком-нибудь колодце и начнет колобродить.
Мечник решительно отступил за большой ка-мень. Телега с русалкой уже скрипела поблизости.
— Имейте в виду, здесь мы инкогнито. Наш ви-зит должен остаться в тайне, — объяснил мечник.
— А если кто-то сильно захочет выяснить, кто мы такие? — спросила Дафна.
Арей насмешливо взглянул на нее.
— На Лысой Горе никто не проявляет особен-ного любопытства. Тут каждому второму есть что утаивать. Каждый третий скрывается от закона. Каждый четвертый не может спокойно смотреть на томатный сок. Каждый пятый не имеет мате-риального тела. Каждого шестого убивают чаще, чем раз в неделю, и ему это порядком надоело... Но все же сильно наглеть не стоит!
Говоря это, Арей развернул к себе Даф и бес-церемонно, точно имел дело с пластилином, что-то сделал с ее лицом. Депресняк зашипел, когда Арей мимоходом коснулся его круглой морды. После Даф наступила очередь Улиты и Мефа. Ме-фодий почувствовал, как ему больно мнут щеки. Что-то незримое, отслаивающееся и неприятное, как высохший клей, прилипло к коже.
— Не пытайся снять. Это вторая личина! — предупредил Арей.
Меф обернулся и не узнал своих спутников. Барон мрака был не чужд черного юмора. Дафну он превратил в молодящуюся ведьму с тонкими зе-леноватыми губами и фарфоровыми зубами. В ру-ках ведьма держала жирного, ощипанного до ко-жи мопса, утыканного наркоманскими иглами. Мопс пытался по-кошачьи изогнуться, но его за-плывшая спина не была предназначена для таких движений, и он лишь простуженно лаял. Улита сильно высохла, вытянулась и стала похожа на королеву красоты в истощенном формате куклы Барби. Правда, на королеву, которую соперницы слегка облили серной кислотой из пузырька.
Сам себя Арей превратил в горбатую бабку-ве-дунью, завернутую в темные тряпки. Его грозный меч стал клюкой.
— Заметь, это не просто вторая личина. Это вторая личина с подстегой, — произнес барон мрака не без гордости.
— Как это?
— Ну взять хоть тебя, Меф. Неопытный маг увидит просто подгулявшего мертвяка, который перепутал день с ночью. Маг более опытный, из тех, что привык не доверять глазам, подключит истинное зрение и попытается проникнуть под твою личину. И увидит... хе-хе... придунайского вампира, соскучившегося по первой положитель-ной... А теперь тихо! Больше никаких имен!
Телега была уже совсем близко. Арей спокой-но вышел из-за камня ей навстречу. Арбалетчики равнодушно покосились в его сторону. Зеленоволосая русалка лежала на соломе и лениво шевели-ла хвостом. Ей было жарко. На пахнущий сырой рыбой хвост садились мухи.
— Как служится, соколики? Неделя за год, год за век? — спросил Арей, даже не пытаясь изме-нить голос. Видимо, личина делала это за него.
Молодой широкомордый арбалетчик вскинул на него глаза и сразу отвернулся.
— Вали, бабка! — процедил он сквозь зубы. Старуха-ведунья поклонилась и, опираясь на
клюку, заковыляла к поселку. Да-да, заковыляла. Именно так показалось Мефу. Несмотря на это, он нагнал Арея только у частокола.
В это время года Лысая Гора выглядела непло-хо. Особенно живописны были ее дворики, уда-ленные от широких улиц с магазинами и присут-ственными местами. Затененные виноградом, с пирамидальными тополями, с черепичными крышами, с цветущими яблонями, прекрасные места эти, казалось, специально были предназна-чены мирозданием для медленной и степенной деградации. Годы здесь проносились как дни, и если бы не бессмертие многих лысогорцев, их жизнь просвистела бы мгновенно, как скорый поезд мимо заплеванного полустанка.
Над дорогой висела полоса зноя. Все, что было живого (на Лысой Горе данное понятие восприни-малось расплывчато), пряталось в садах или под крышами. Лишь пустые ведра проплывали к колод-цу, охраняемые от вороватых соседей драчливыми коромыслами, или воинственно хлопал крыльями на заборе прогонявший василисков петух.
Дважды на перекрестках попадались торгов-ки. Прячась в тени и болтая, они нет-нет да броса-ли взгляды на столики со своим немудреным това-ром. Там, на газетках, кроме семечек, обычных в этих местах, жарились на солнце сушеные глаза, пораженные грибком ногти и какая-нибудь экзо-тика, вроде позвоночных дисков великана, дающих силу в бою. Одна бойкая торговка выложила на га-зетке штук пять пузырьков с каплями берсерка.
Меф забавы ради хотел купить (торговка уже лениво завозилась, настраиваясь, чтобы подойти к столику), но Улита вежливо сказала:
— Не спеши, родной, а то успеешь! Ты когда-нибудь видел в Китае берсерков?
— Почему в Китае?
— Потому что это китайская подделка, В луч-шем случае там вода из лужи.
Меф разглядел пузырек и убедился, что слово «берсерк» на этикетке написано как «биРсеРк», да и русский шрифт подобран как-то стихийно, с миру по нитке, с гарнитуры по букве. Даже буква «И» клонила палочку не в ту сторону.
— Неужели и сюда китайцы пролезли? — спро-сил Меф с восхищением. Капли он, однако, поку-пать не стал.
Арей едва виднелся уже в дальнем конце улицы. За все время он ни разу не обернулся и не прове-рил, успевают ли за ним его спутники. Когда Мефодий, Дафна и Улита подбежали, то там, где меч-ник мелькнул в последний раз, его уже не было. От колодца расходились две дороги. Одна — прямая, от другой разбегались многочисленные проулки.
Мефодий хотел сосредоточиться и нашарить отклик сознания Арея, но кто-то предупреждающе положил руку ему на плечо. Мефодий обернулся. Ему пришлось напомнить себе, что эта молодя-щаяся тетка с фарфоровыми зубами — Дафна, а за-плывшая, задавленная жиром собачка — Депресняк. Хотя и он сам, если разобраться, выглядел как хорошо отлежавшийся мертвяк. Едва ли Даф по-лучала наслаждение, разглядывая его.
— Э-э... да?
— Не надо магии!
— Почему?
— Видишь тех двоих?
— Где?
Даф глазами показала на две серые фигуры, прильнувшие к земле у покосившейся ограды, об-витой виноградом. Фигуры были небольшие, плоские, обмотанные тряпьем. Особого опасе-ния у Мефа они не вызывали.
— Увидел? А теперь быстро отвернись! — веле-ла Дафна.
— Зачем?
— Ты передаешь им силу. Когда ты на них смотришь, даже случайно — они тебя считывают. Не давай им касаться твоего запястья, шеи. Избе-гай смотреть в глаза. Ты их тревожишь. Они смут-но ощущают, что ты неправильный мертвяк. От тебя исходит сила. От таких ее не скроешь. Вон как завозились!
— Кто они?
— Потом скажу! Хорошо, что не видят глубже первой личины. Но все равно чувствуют... Идем отсюда! Я знаю, где Арей, — Дафна потянула его за руку по крайней дороге.
Меф спиной ощущал, что обе плоские фигуры упорно ползут за ними. Полоска меча, томящего-ся за спиной в ножнах, обжигала ему кожу.

Глава 5
СВОЕВРЕМЕННОЕ БЕГСТВО КАК ФОРМА ПОБЕДЫ

Жил-был человек молодой и приятный. И все у него было хорошо: и женщины любили, и деньги умеренно водились, и не дурак вроде, да только вот сверлило его чтото. Грызло.
«Это оттого, что таланта у меня нет, — говорил он себе. — Дай-ка я ногу променяю на талант! Без ноги еще ту-да-сюда жить можно, а без таланта...»
И променял. Осталось у него две руки, одна нога и один талант.
Пожил он некоторое время со своим талантом, а покою все равно нет. Мучает что-то, не дает спокойно жить...
Променял другую ногу. Не стало у него ни одной ноги, зато удвоенный талант. Женщины не любят, денег нет, ра-боты нет — зато какой талантище. Им и греется. Да недолго грелся. Снова чувствует; не то. Сверлит, томит, сосет...
Дурацкое дело нехитрое. Променял он руку на талант. Живет урод уродом, с одной рукой, зато с тремя таланта-ми, высшими ценностями подпитывается. Стихи пишет, рисует, симфонии сочиняет.
Пожил он так пару лет, а потом как-то плюнул сгоря-ча: «Да ну вас всех!», махнул оставшейся рукой и ее тоже променял. Почти гений стал. Писать не может, рисовать не может, зато «Времена года» Чайковского до последней ноты высвистывает...
Посвистел так недельку-другую да и сгинул, Туловище променял, а оставшаяся голова от тяжести таланта под землю ушла. За уши не вытащишь.
Притча о таланте

— Даф, кто это? — спросил Мефодий.
Он испытывал сильное желание вытянуть меч из ножен и разобраться с назойливыми плоски-ми существами, похожими на кучи тряпья.
— А, не грузись! Всего лишь изголодавшиеся вампиры! — вместо Дафны ответила Улита.
— Разве вампиры такие?
— Да всякие они. Эти-то вообще вроде мавок... — заметила ведьма.
— Мавок?
— Ну да. Биовампиры такие, довольно приста-вучие. Мавки кровь не особо любят. Они все боль-ше энергию тянут. Своей-то нет. Ты встречал ко-гда-нибудь людей, которые нарочно доводят те-бя, чтобы подзарядиться? Насосутся и ходят довольные?
— Ну, — кивнул Меф, осторожно умолчав, что сам одно время поступал так.
Улита удовлетворенно улыбнулась.
— У мавок тот же расклад. Чем больше ты сей-час будешь злиться на этих уродов, тем сытнее их накормишь. А мечом размахаешься — тут они во-обще так обожрутся, вовек не отвяжешься.
— Выходит, их и прогнать нельзя? Так и будут за тобой тащиться? — озадачился Меф.
Ведьма остановилась и снисходительно по-хлопала его по плечу.
— Есть один отличный способ! Когда у тебя хотят попросить денег взаймы, опереди и попро-си сам!..
— Как это?
— Смотри и учись!
Улита решительно направилась к серым урча-щим фигурам и присела рядом на корточки.
— Привет, ребята! Я девушка неместная и очень голодная! Дайте вашей энергии хлебнуть, а? — спросила она с широкой улыбкой.
Мавки засопели, переглянулись и быстро ста-ли отползать.
— А ну стой, куда? А девушку угостить? Ну хоть глоточек! — крикнула им вслед Улита. Мавки под-нажали и поползли вдвое быстрее.
Улита некоторое время гналась за ними, а за-тем вернулась к Мефу.
— Ну как? Принял к сведению? — спросила она.
— Они что, тебе поверили?
— Почему нет? Главное — правильным обра-зом настроиться психологически! Уверенность должна быть не только на языке, но и в сердце. Та-кие мелкие вампирчики ее сразу ощущают и рвут когти. Кстати, при известном желании опытный темный маг (а страж и подавно!) действительно может высосать любую мавку. Ам! — останется од-на шкурка, как от помидора! — хищно сказала Улита.
Меф уважительно внимал. Ведьма быстро и наблюдательно скользнула взглядом по его лицу и, внезапно схватив Мефодия и Дафну за локти, быстро потащила их под защиту раскидистого дерева. —        Т-ш-ш! Ложимся и лежим!
— Что случилось? — спросил Меф.
— Не вскакивай! Лежи тихо!
— Улита, в чем дело?
Ведьма быстро подняла голову, кого-то вы-сматривая. Затем взглянула на маленькие часики, подарок Эссиорха, и с досадой зацокала языком.
— Никогда с ним такого не было! Странно, очень странно! — пробурчала она.
— Что странно?
Меф тоже попытался выглянуть, но Улита впе-чатала его носом в землю прежде, чем он кого-то разглядел.
— Тише рыпайся! Брачный сезон бегемотов еще не начался!
— Кого ты там увидела?
— Нашего связного. Он явился на минуту раньше времени. У нас так не принято. И Арей ку-да-то пропал! Плохой знак! — нервно сказала ведьма.
— Кончай интриговать! Что там такое? — на-чиная беспокоиться, спросил Меф.
Улита вновь быстро взглянула на него.
— Ну хорошо!.. Видишь вон того ведьмака? Она, наконец, позволила Мефу выглянуть. Он
рассмотрел за покосившимся заборчиком огром-ного ведьмака с вислым носом, с зеленой кожей на лице. Ведьмак стоял, покачивался и огромным мачете потрошил подвешенную за задние ноги кошку. Судя по тому, как кошка выглядела, околе-ла она уже давно.
— Это и есть наш связной? У него такой вид, будто он раз в жизни выпил и с тех пор только опохмеляется, — усомнился Меф.
— Так и должно быть. Мужик работает давно. Если его принимают за алконавта, что ж, ему же лучше! — ответила Улита серьезно. — И кошка вроде как неправильно висит. Должна лапами к забору... В общем делаем так. Ты подходишь к не-му и говоришь пароль. Если что не так, мы с Даф-ной тебя прикрываем. Другого способа выяснить, запалилась явка или нет, я не вижу. Усек?
— А если там засада? — спросил Меф.
Улита многозначительно посмотрела на руко-ять его меча.
— Сам соображай. Если умрешь героем, Даф тебя не забудет. Что до меня, то минут пятнадцать и я, пожалуй, поплачу. Ну, удачи, ступай!
Меф встал и, продолжая прятаться за деревом, проверил, легко ли вынимается меч. В рукаве на всякий случай припас заговоренный кинжал, Ули-та серьезно наблюдала за его приготовлениями.
— Готов? — спросила она сурово.
— Да. Какой пароль?
— Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу, — произнесла Улита с непроницаемым ли-цом.
— Ты что, издеваешься?
— Увы, нет. Пароли выдумываю не я.
— А кто?
— Неважно. Повторяй!
— Четыре слямзика зашпыняли имбицилтессу!
— Какие «четыре»? Чунтыре! И не слямзики, а слюжшки! Смотри не перепутай, а то решат, что ты подосланный казачок! — поправила Улита.
Меф быстро взглянул на Дафну, точно проща-ясь с ней, и, опустившись на землю, беззвучно по-полз к ограде. У ограды он присел на корточки и стал отряхивать с груди землю, пока не вспомнил, что в личине мертвяка этот штрих лишь добавит ему достоверности.
— Пора! — сказал Меф.
Не позволяя себе раскачиваться, Буслаев од-ним прыжком перемахнул через забор, оказав-шись от ведьмака даже ближе, чем сам того ожи-дал. Вислоносый ведьмак от неожиданности от-ступил на шаг, загораживаясь кошкой и выставив вперед мачете.
— Чур меня! Чур! — забормотал он тревож-но. — Кошка, спроси у мертвяка: зачем он вылез из могилы?
«Опытный! К мертвяку напрямую не обраща-ется!» — подумал Меф и, готовый при первом же
подозрительном движении метнуть кинжал, от-четливо произнес:
— Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицил-тессу!
Глазки ведьмака округлились. Он взглянул на Мефа из-под кустистых бровей с крайним недо-умением. «Хорошо притворяется! Профессио-нал!» — оценил Мефодий.
Ведьмак продолжал осторожно пятиться, дер-жа наготове мачете. Меф истинным зрением всмотрелся в мачете ведьмака, проверяя, не арте-факт ли это. Мачете был самый обычный, даже, пожалуй, тупой. Никаких подозрительных свече-ний, никакой режущей ауры — просто большой нож.
— Чунтыре сля... тьфу... слюмзика зашпыняли имбицилтессу, — старательно выговорил Меф.
Недоумение на лице ведьмака усилилось. Его нос провис почти до подбородка.
— Че-е-его-о, какую имбицилтессу?.. Кошка, спроси у мертвяка: чего он хочет?
Меф еще раз повторил. На этот раз почти без-надежно. Бело-желтые патлы ведьмака задымили от гнева. Он ломанулся в избушку, отбросив по дороге мачете, малополезный в серьезной битве с мертвяками. Когда он вернулся, в одной руке у него был осиновый кол, в другой он продолжал держать за хвост дохлую кошку.
— Кошка, передай гаду: порешу всех попало, никого не имея в виду лично! — бессвязно орал ведьмак.
Он споткнулся, уронил кол и, всхлипнув от гнева, швырнул в Мефа кошкой, предварительно раскрутив ее за хвост. Пролетевшая по дуге кошка обдала Буслаева сладковатой вонью.
Меф еще раз взглянул на кошку, на воющего ведьмака, на горевший во дворе костерок, над ко-торым висел котел, на покосившуюся избушку, где совершенно точно не было никакой засады, и, все внезапно поняв, с воплем бросился к Улите.
Ведьма каталась от хохота так, что помяла весь кустарник.
— Как успехи, слюмзик? Зашпынял имбицилтессу? — поинтересовалась она, едва выговаривая слова.
Меф кинулся душить ее. Ведьма не сопротив-лялась.
— Ну-ну, не увлекайся! У взрослых толстень-ких тетенек тоже должны быть свои развлече-ния!.. Кто же так душит? Скрести руки и дави вниз, а еще лучше сбегай за подушкой! Возьми напрокат у Отелло. Дешево и сердито! — посоветовала она.
Все это было так нелепо, что Меф отпустил ее. Какой-то новый звук заставил его обернуться. Ря-дом, закрыв лицо руками, почти беззвучно, с про-рывающимися повизгиваниями, смеялась Дафна.

Меф посмотрел на Дафну, на Улиту и тоже стал хохотать.
Первой успокоилась ведьма. Или, точнее, ее успокоили. Неожиданно Улита поморщилась, как от сильной зубной боли, и ткнула пальцем в низ-кое одноэтажное здание, вросшее в землю. «Вампирня «Прокушенная артерия», — значилось над входом.
— Арей там! — заявила она.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что он нас зовет! И даже очень громко! — сказала Улита, касаясь указательным пальцем своего лба.
— Терпи, бабулька с клюкой, твои внучки уже идут!.. Ой, не надо топтаться у ме-ня в мозгах! Уже и пошутить нельзя!
У входа в заведение Мефодий остановился, разглядывая бумажку, выведенную на обычном струйном принтере. Вот только струи, по ходу де-ла, были совсем не чернильные.
«Осторожно! Рож-контроль осуществля-ется непосредственно дверью. Мертвякам вход только в дневное время. Вампиры, обо-ротни и др. — круглосуточно. Физические разложенцы не допускаются».
— Ясен пень, что не допускаются! Никакой справедливости. Зато моральные и нравственные разложенцы небось могут шастать стадами и толпами! Никто им слова не скажет! — заявила Улита, решительно толкая заговоренную дверь.
Шагая следом за ней, Меф засомневался, пус-тит ли его дверь и не сочтет ли разложенцем, од-нако проблем не возникло. То ли надпись имела запугивающий характер, то ли магия двери суме-ла проникнуть под личину и опознать настояще-го Мефа под маскирующей оболочкой.
В вампирне было шумно. Никто не обратил на вошедших внимания. Лишь два-три завсегдатая скользнули по ним равнодушным взглядом. Арей скромно примостился в дальнем углу, лицом к двери.
— А, вот и вы! А дольше тащиться нельзя было? На конкурсе скороходов вас застрелили бы еще на старте, — сказал он, не называя никого по имени.
— Мы изучали быт имбицилтесс! — не морг-нув глазом, сказала Улита.
Арей хмыкнул. Настроен он был вполне благо-душно.
— Ну хорошо, об этом позже... А пока проверка наблюдательности. Меф, кто тут опасен тебе как бойцу? Действительно опасен?
— В вампирне?
— Да, в ней.
Меф осмотрелся. Две старые безобразные ведьмы ели полусонных ос, вынимая их прямо из обкуренного гнезда. «Нет, не эти», — подумал Бус-лаев и стал осматриваться дальше.
В углу за изрезанным ножами столом четыре свежих мертвяка из новообращенных вампиров играли в карты. Трое выглядели неплохо, без ви-димых ран и повреждений, и лишь у четвертого в спине было около десятка пулевых отверстий. Все мертвяки были здоровенные, с бычьими шея-ми. Они шумно сопели и стаканами хлестали кровь, по неопытности мешая положительный и отрицательный резусы. Типичные братки из лопухоидного мира, которым чуток не повезло. Кто-то оказался немного шустрее или, возможно, просто нажал на курок первым. Но мертвякам-вампирам и здесь было явно неплохо. Они галдели и стучали стаканами по столу, требуя еще крови.
«Эти? Неслабые ребята», — подумал Меф, про-должая озираться.
У стойки о чем-то негромко шептались два бабая и гандхарв. Опасная публика. Рядом скула-стый, до глаз заросший алконавт трясущимися руками отсчитывал дырки от бублика, чтобы рас-платиться за очередной стаканчик. Лицо у него было красное, обожженное. Глаза воспаленные. Бармен, шустрый, разбойничьего вида вампир с серьгой в ухе и кустарно заштопанной ножевой раной на левой щеке, наблюдал за его усилиями с
понимающей усмешкой. Оно и понятно, посто-янный клиент.
В стороне, за отдельным столиком, скромный мужичонка, похожий на огородника, ковырял вилкой салат. Довольно странная еда, учитывая место, где он находился. Аппендикс в его тарелке выглядел бы здесь куда органичнее.
Пока Меф размышлял, жирный мопс, под ли-чиной которого скрывался Депресняк, внезапно подпрыгнул метра на два и, повиснув на светиль-нике (тележное колесо с десятком негаснущих свечей из жира висельников), стал раскачиваться вместе с ним. Бармен тупо уставился на него. Ему впервые приходилось видеть такую шуструю со-бачку.
Дафна вскочила на стол и отодрала Депресняка от лампы.
— Не обращайте внимания! Моего мопсика сглазили, а вообще-то он ужасно неуклюжий, — сказала она, искусственно улыбаясь.
Демонстрируя свою неуклюжесть, Депресняк пробежал по стене, по потолку, оттолкнулся лапа-ми и с быстротой полтергейста уволок сушеную рыбину со стола у вампиров. Четыре ножа, кото-рыми его атаковали, впустую вонзились в сто-лешницу.
А мопс уже, мурлыкая, пожирал рыбину под ногами у готовой провалиться под пол Дафны.
— Так кто тут опасен? — нетерпеливо повто-рил Арей.
— Мужичонка-огородник, — сказал Меф, с со-мнением поглядывая то на вампиров, то на гандхарва с бабаями. Они казались ему куда круче, од-нако в вопросе Арея явно был подвох.
— Какой еще огородник? — не понял Арей.
— Да вон тот! Салатик ест.
Барон мрака посмотрел и фыркнул.
— Так тебя салатик смутил? И чем же он так опасен, поедатель-то салатиков?
— Собранные движения. Не бросается в глаза, не привлекает внимания. Вид скромный и без-обидный. В общем, личность явно непростая. С двойным дном, — пояснил Меф.
— Ясное дело, что с двойным. Наемные маги-отравители все такие. И все почти вегетарианцы, чтоб чутье на яды не отбивать. В общем, обедать с ним я бы не садился и ужинать тоже, — заверил его Арей. — Однако речь не о нем!
— А о ком?
— Хочешь правильный ответ? Пожалуйста! Арей сделал неуловимое движение клюкой.
Одна из дырок от бублика выпала из рук скула-стого бородача-алконавта и со звоном подкати-лась к столу, за которым пировали вампиры. Уви-дев, где остановилась монета, бородач умоляюще
взглянул на бармена. Тот остался демонстратив-но безучастным.
Бородач вздохнул и, пошатываясь, поплелся поднимать.
— Щас кому-то будет фарш-мажор! — хищно сказала Улита.
— Какой фарш-мажор?
— Увидишь, какой! Много фарша и много ма-жора! — пообещала ведьма.
Она не ошиблась.
— Простите, р-ребята! П-потревожу! — изви-нился бородач, прикладывая руку к груди жестом бывалых пьянчужек.
Вурдалаки переглянулись, предчувствуя раз-влечение. Опустившись на четвереньки, бородач пополз под стол за монетой. Он уже протянул дрожащую руку, когда здоровенный мертвяк, за-бавляясь, наступил ему каблуком на пальцы. Тря-сущийся бородач вопросительно поднял на него глаза.
— Га! Бо-бо! — сказал вурдалак.
Это было то последнее и единственное, что он сказал. Других реплик упомянутого субъекта ис-тория не сохранила. Бородач вздохнул и закрыл глаза. В следующий миг деревянный стол подле-тел к потолку. Столешница раскололась. Кровь из разбившихся стаканов еще не забрызгала стены, а скуластый, мгновенно обратившись в небывало огромного, с седой шкурой волка, уже отгрыз у вампира голову. Тело тяжело завалилось на бок. Приятели мертвяка вскочили, страхуя головы от летящих досок стола. Это было серьезным про-счетом. Закрывая голову, теряешь динамику, не думаешь о корпусе и ногах. Прежде чем мертвяки успели собраться и атаковать, волк уже перегрыз одному бедренную артерию, мимоходом отмах-нув кисть, которой мертвяк пытался защититься, и бросился снизу на горло второму. Все происхо-дило с невероятной скоростью. Волк даже не ры-чал. Он действовал. Точно, жестко и расчетливо.
Когда мгновение спустя он вскинул морду, она была вся в крови. Чужой, холодной, позаимство-ванной у другого, крови вампира. Мефу достаточ-но было одного взгляда, чтобы понять, что мерт-вяк уже не встанет. Раны таких размеров не зарас-тают даже у вампиров. Последний мертвяк, верно оценив расстановку сил, метнулся к стене, на ко-торой висели алебарды, но добраться до алебард не успел. Волк прыгнул на него сзади, толкнул ла-пами в спину и сбил с ног. Послышался отврати-тельный, ни на что больше не похожий звук раз-дираемой плоти.
Даф закрыла лицо руками. Для нее, рожденной в Эдеме, невыносимо было смотреть на такое. Ко-гда несколько секунд спустя ужасные звуки смолк-ли, Даф решилась оторвать руки. Огромный седойволк исчез. Трясущийся бородач поднял с пола монетку и, обтерев ее о куртку неподвижно лежа-щего вампира, пошатываясь, направился к стой-ке. Движения его вновь приобрели картонную важность, какая бывает только у алконавтов.
Подошел к стойке, положил монету в кучку и жестом кутилы придвинул всю мелочь бармену.
— Пжалста, сто псят! — сказал он.
Бармен, не удивляясь, взял большую бутылку с кровью и вместо «сто псят» щедро плеснул все двести. Затем подал кому-то знак, чтобы убрались в зале. Видимо, стычки, в том числе и с подобным исходом, не были в его заведении редкостью.
Бородач с полным стаканом отошел в уголок и сел за освободившийся столик (отравителя, кото-рый сидел тут прежде, как ветром сдуло).
— Кажется, кто-то сейчас достигнет нирва-ны, — сказал Меф.
Арей кивнул.
— Он и так постоянно в нирване. Во всяком случае в человеческом воплощении. Зато в дру-гом его воплощении с ним лучше не связываться.
— Это я уже заметил. Как его зовут? — спросил Меф.
— Олаф.
— Скандинавское имя.
— Неудивительно. Он варяг.
— Варяг?
— А что тебя удивляет? Варяги и занесли к нам оборотничество. Наши оборотни гораздо мель-че, а все потому, что были покусаны позже. И пья-ницы варяги страшенные, тут уж никуда не де-нешься.
Арей подождал, пока скуластый опустошит стакан, а затем спокойно встал и пересел за его столик. Дафна увидела, как бородач неожиданно зорко вскинул на него глазки. «Этого личиной не одурачишь», — поняла Даф.
Бородач и Арей обменялись всего нескольки-ми фразами. Затем Арей встал и, опираясь на клю-ку, вышел из вампирни. Выждав некоторое время, за ним направился и бородач. Даф, Мефу и Улите осталось лишь последовать за ними.
Арей и скуластый быстро шли куда-то. Арей впереди, а варяг, оживленно жестикулируя, чуть позади. Он словно оправдывался, но одновремен-но было заметно, что и особого страха перед ба-роном мрака он не испытывает.
Арей и его спутник свернули в проулок, затем еще в один и неожиданно оказались у низкой из-бушки, вросшей в землю почти по крышу. Олаф толкнул дверь, пропустил вперед Арея и вошел сам. Внутри оказалось неожиданно просторно. На стене висели два меча и боевой топор. Мечи были обычные, разве что заговоренные на удач-ливость, но зато вокруг топора Меф заметил синеватую потрескивающую ауру. Все это Буслаев обнаружил, когда сам заглянул в дом.
— А это еще кто? — хмуро поинтересовался у Арея Олаф.
Его маленькие медвежьи глазки смотрели вглубь, до самого дна, не смущаясь личинами.
— Мой ученик. Мефодий Буслаев.
— О! — понимающе отозвался Олаф, больше ничем не выразив удивления.
У себя дома он сразу стал трезвее. Надобность притворяться отпала.                                                                                                                                       
— А это, конечно, Улита, — сказал Олаф, не столько спрашивая, сколько утверждая.
Улита подняла руку и пошевелила пальцами, делая «ку-ку».
— Не обращайте на меня внимания! Меня нету. Я коробочка от тени отца Гамлета. Меня укусила овечка пофишзма, — сказала она.
— Надеюсь, это не заразно? — поинтересова-лась Даф.
— Щас чихну на тебя — узнаем! — пообещала Улита.
— Светлая? — продолжал Олаф, без интереса взглянув на Дафну.
Он даже не потрудился произнести обычного «а это кто?». Дафне это не понравилось. Она все-гда верно следовала ритуалу вежливости, о котором Меф порой издевательски отзывался: «Ну что? Повиляла хвостиком?»
— Да, я действительно светлая! Больше по су-ществу проблемы вам ничего не хочется доба-вить? — произнесла она с вызовом.
Улита в восторге показала Даф большой палец. Что до Олафа, то он словно не услышал. Дафна с досадой на собственную оплошность подумала, что варяги полутонов не понимают.
Когда Олаф отвернулся, Улита быстро и весе-ло ткнула Дафну локтем.
— Ну что, не пробила его толстой шкуры? Не кисни!
Олаф присел на дубовую лавку, покрытую мед-вежьей шкурой.
— Я ждал вас раньше. Вчера-позавчера, — со-общил он Арею.
Арей без церемоний пнул лавку, и Олаф ска-тился на пол.
— Ах, ждал? Я сердит. Почему не предупредил сразу? — прорычал мечник.
Олаф ухмыльнулся, не пытаясь встать.
— Как предупредить-то? Лысая Гора под кол-паком. Попасть сюда просто, как и прежде, а вот на выходе... Маги, вампиры, ведьмы — народ про-сто исчезает. Все тихо сидят по норам, и ждут, по-ка тучу пронесет. Кощеев активно делает вид, что ничего не происходит, а сам дрожит как заяц на электрическом стуле! — спокойно сказал Олаф.
— А телепортанты? Тоже исчезают? — недо-верчиво спросил Меф.
Олаф провел большим пальцем по шее, пока-зывая, что происходит с обратными телепортантами.
—         Скажи светлое слово заглоту! Думаешь, Арей просто так страховался? — шепнула Мефу Улита.
— Ты видел тела наших агентов? — спросил Арей.
— Само собой. Я прибыл почти сразу, еще до городской стражи. Сразу, как только перестал ощущать их мыслепотоки.
— Опиши их!
— Чего тут описывать? Выпиты глаза и мозг. Череп изнутри оплавлен. Оружие осталось в нож-нах. Перстень у Альфонсины холодный. Никако-го прямого боевого контакта. Ближе десяти шагов к ним никто не подходил.
Меф догадался, что Альфонсиной звали уби-тую ведьму. Остальные двое были вампиры.
— Сопротивления, конечно, никто оказать не успел? Кажется, Герард и Фридрих были неплохи-ми бойцами, — сказал Арей.
— Какое там сопротивление? Если все длилось больше двух секунд, можете отрезать мне голо-ву, — сказал Олаф.
Арей недобро прищурился.
— Чумное Кладбище? Там же, где всегда? — спросил он.
— Да.
— Но как Альфонсина догадалась? Почти че-тыре сотни лет ходом не пользовались.
Олаф облизал губы.
— Накануне там видели свечение. В овраге, у общих могил. Я узнал об этом уже после, — тороп-ливо добавил он.
Арей наклонился к нему и что-то быстро спросил. Спросил совсем тихо, но Дафна все рав-но услышала. Слух у рожденных в Эдеме очень чуткий.
— Багровое или светло-розовое с ободом?
— Багровое, — без промедления ответил Олаф.
На секунду лицо Арея окаменело, как маска. Дафна разобрала, что он негромко ответил:
— Вот как? Что ж, пусть будет багровое.
Арей коротко кивнул и, не прощаясь, напра-вился к двери. Олаф не удивился. Он продолжал лежать на полу, видно, решив, что раз он оказался тут, то можно и вздремнуть. Похоже, банальная вежливость так же мало входила в традиционные ценности варягов, как и в ценности Арея. Улита, Дафна и Мефодий потянулись за шефом.
— Удачно выбраться! На вашем месте я бы пошел Черной Гарью, а за Гарью сразу нырнул бы в лес. Хоть и жалкий, но шанс прорваться есть, — напутствовал их Олаф.
«Ничего себе, — изумился Меф. — Говорить стражу, начальнику русского отдела, лучшему мечнику мрака, что у него есть жалкий шанс!»
— Хорошо. Так мы и поступим. Ты с нами не пойдешь? — спросил Арей не оборачиваясь.
— Нет. Я ветхий старичок, — отвечал Олаф. Меф удивленно посмотрел на распираемую
силой рубаху варяга.
— Вы это о себе?
— Не туда смотришь, наследник! Я духом вет-хий старичок. Когда из шампанского выходит газ, бутылкой еще можно драться, ну да это уже со-всем не то... — спокойно отвечал Олаф.

***

Черная Гарь оказалась совсем не тем, что сле-довало из названия. Ничего черного и тем более горелого там и близко невозможно было обнару-жить. Зато на старой гари во множестве росли молодые березы, причем росли так густо, что Меф периодически терял из виду Даф, хотя она шла всего метрах в трех левее.
Зато лицо Арея, который шагал совсем рядом, Мефодий видел очень хорошо. Барон был сосредоточен и угрюм. Свой меч он неназойливо дер-жал под рукой, что говорило о многом. Мефу хо-телось задать ему пару вопросов о выпитых глазах и багровом свечении, но он ощущал, что ничего, кроме гнева, это сейчас не вызовет. Защитная ли-чина ворожеи все еще защищала Арея. Более того, перед тем как войти в лес, мечник ее усилил, при-дав горбатой ворожее черты пародийного сход-ства с Лигулом.
Последней сердито хромала Улита. Туфли на каблуках ведьма давно уже несла в руке и, вынуж-денная идти босиком, то и дело ойкала и ругалась.
— Противнее всего, наверное, занозы, — со-чувственно сказала Дафна.
— Не угадала, светлая! От заноз существуют за-говоры.
— А что тогда?
— Противнее всего — наступать на улитку. Во-первых, заговоров нет. Во-вторых, панцирь ост-рый, режет пальцы, и, наконец, внутри она склиз-кая и противная.
Ведьма задумалась и добавила:
— А вообще тупой каламбур получился: Улита наступает на улитку. Брр! Гадость! Походит на разборку между близкими родственниками.
Три четверти часа спустя Арей остановился на берегу неширокой лесной речушки, которая здесь, в начале своего течения, еще не была уверена, настоящая ли она река или просто зазнавший-ся, разбухший после весеннего полноводья ру-чей. Через речушку был перекинут деревянный мост. Тут много лет назад и остановилось пла-мя. На том берегу стоял буреломный лес. Там и начинались земли, которые Олаф считал опас-ными.
С минуту Арей простоял на берегу, прислуши-ваясь, а затем, не касаясь моста, шагнул в воду и стал переходить ручей вброд. Меф, Дафна и Улита последовали за ним. Вода едва доходила до пояса. Дно было топким и илистым. Меф ощущал, как ноги проваливаются в раскисшую грязь. Там, где нога увязала, на воде сразу расплывалось мутное пятно.
У противоположного берега дно дало уклон. Мефодий увидел, как Арей провалился по грудь, а затем, оттолкнувшись, прыгнул в высокий камыш и выполз на берег. Меф без колебаний последо-вал его примеру. Цепляясь за камыш, он порезал руку острым краем. Выступила кровь. Арей заме-тил это и нахмурился.
— Здесь ни одна капля крови не может про-литься незамеченной, — сказал он.
Последней, уже после Дафны, на берег выбра-лась запыхавшаяся Улита. Река, журча, уносила вниз по течению расплывшиеся пятна глины, зализывая, как собака раны, свое взбаламученное дно.
— Меня просто трясет! Ненавижу ходить пеш-ком! Почему мы не можем телепортировать? Ну позязя! — сказала она возмущенно.
Арей красноречиво посмотрел на секретаршу и ничего не сказал. С одной стороны, он как будто много позволял ведьме, а с другой — не любил, когда она слишком уж увлекалась и сокращала дистанцию. Дистанция — главное понятие соци-ального бокса.
— Ну хорошо, нельзя так нельзя. Тогда давайте вызовем Мамая! Пусть найдет какой-нибудь взо-рвавшийся вертолет... Все-все, молчу! Не надо по-едать меня глазками! Да, я уставшая слабонервная женщина, и не стоит развивать эту тему!
Теперь они продвигались вперед осторожно. Арей то и дело останавливался и ненадолго зами-рал. Шевелиться в такие минуты никому было нельзя. Тем более странно, что при всем том щли они не по бурелому, а держались тропы.
— Бурелом — самый очевидный путь. Его вы-бирают те, кому есть, что скрывать. К тому же зву-ки в нем разносятся дальше. И потому тропа безо-паснее, — негромко пояснил Арей.
Вскоре он остановился у дерева, на стволе ко-торого была схематично вырезана человеческая голова. Точно такая же голова помещалась с дру-гой стороны тропы.
— Здесь, — процедил Арей сквозь зубы.
— Что — здесь?
— Еще одна граница. Не люблю это место. Оно всегда здорово тянет силы. Нечто вроде заглота, да только параллельные миры тут ни при чем, — сказал мечник.
Теперь он шел решительно и быстро, уже поч-ти не скрываясь, но и не останавливаясь. Похоже, тут скрыться было уже невозможно. Лес редел.
Неожиданно — причем Меф готов был покля-сться, неожиданно даже для Арея — послышался конский топот, и навстречу им по тропе проска-кали трое на взмыленных черных конях. Всадни-ки были в плащах, под которыми угадывались кольчуги. Лица скрывали маски. Никакого ору-жия при них Меф не заметил, но оно могло быть и под плащами. Во всяком случае беззащитными всадники не выглядели. От их неподвижных груз-ных фигур и тяжелых коней исходила скрытая уг-роза. Она сквозила как холодный ветер в дверную щель.
— Смотри в землю! В землю! — звенящим ше-потом приказал Арей.
Арей, а за ним и остальные, отошли на край тропы, пропуская всадников. «Кто мы для них? Старая ведунья, две ведьмы и мертвяк. Мелочь, в общем-то», — подумал Меф. Всадники проскака-ли совсем близко, едва не сбив их конями. Мефодий увидел мокрые от пота подпруги, клочья пе-ны на лошадиных губах и блестящие кольца узде-чек. Из конских ноздрей на него душно пахнуло серой. И еще одно бросилось в глаза: крупная, очень бледная рука последнего всадника, сжи-мавшая уздечку.
Взгляд Мефодия, задержавшись на руке, не-вольно скользнул по ней к плечу и выше. На се-кунду его глаза встретились с узкими щелками, прорезанными в маске последнего всадника. Словно пар обжег ему роговицу глаза. Меф за-моргал, затряс головой, ослепленный, растерян-ный. Все это длилось не больше мгновения. Всад-ник отвернулся. Проскакал.
Арей, склонившись в фальшиво-смиренном поклоне, дождался, пока опустеет тропа. Меф ви-дел его настороженный взгляд, прикованный к спинам всадников. Даже когда всадники скры-лись за поворотом, Арей стоял и слушал.
— Кто это такие? Почему мы не... — начал Меф.
Он тер глаза, пытаясь восстановить зрение, пока не понял, что защитная энергетическая аура у его головы почти пробита. Даже не пробита, а прожжена в двух местах (правый и левый глаз) с той легкостью, с которой гвоздь, раскаленный над газовой плитой, протыкает пластмассу.
Меф внезапно очень ясно понял, что, если бы конь не проскакал, унося всадника, и контакт их глаз продлился бы чуть дольше, он утратил бы зрение, а возможно, и жизнь.
«Глаза и мозг выпиты. Череп изнутри оплав-лен», — вспомнил он слова Олафа.
— Говорили тебе: смотри в землю! На силу по-надеялся? Ну-ну! Если бы кони не боялись их до такой степени, ты был бы уже мертв, — раздра-женно сказал Арей.
— Кто это был? Арей пожевал губами.
— Беглые стражи из Нижнего Тартара... На Чумном Кладбище есть прямой ход в Тартар. Фак-тически единственный в этом мире. На короткое время он открылся, и кое-кому удалось вырваться. Мои агенты на Лысой Горе что-то почуяли и пыта-лись их остановить... — процедил он сквозь зубы.
— Но почему мрак заточил своих стражей в Тартаре?
— Закон бытия. Тяжелое опускается вниз. Лег-кое поднимается наверх. Это те, кто был слишком жесток для Верхнего Тартара. Ненависть подави-ла у них разум. Они нежелательны даже для Лигу-ла. Слишком яростны, слишком порочны. Не при-знают ничьей власти, плохо выполняют приказы, рвут своих с не меньшим удовольствием, чем чу-жих. Понимаешь?
— Нет.
— Есть такое хорошее качество: самокон-троль. Даже братва опасается явных психопатов и отморозков. Никогда не знаешь, когда их сорвет с катушек. Для своих они опасны не меньше, чем для чужих. Бойцовая собака не должна рвать хо-зяина и не должна без команды ни на кого бро-саться. Это железное правило. Если оно наруша-ется, от собаки избавляются.
— Как мрак от этих стражей?
— Точно. К счастью, у мрака есть Нижний Тар-тар. Их ссылают туда, и они носятся в кромешном мраке, в пустоте, во льду и пламени, убивая и кале-ча друг друга.
— А сейчас кто-то выпустил их в Верхний Мир? — спросил Меф.
Внезапно Арей вскинул голову и властно за-жал ему рот железной ладонью.
— Молчи! Слушай!
— Они же уска... м-м-м...
Удалявшийся топот копыт смолк. Зазвенела сбруя. Грызлись разгоряченные жеребцы. Послы-шался резкий удар хлыстом и ржание.
— Совещаются, что с нами делать. Зачем ты под-нял глаза? — услышал Меф шепот барона мрака.
Сильная ладонь оторвалась от губ.
— Но я... Мы под личиной. Они принимают нас за... — принялся оправдываться Меф.
— Ты глуп! За мной! — приказал Арей.
Он грузно побежал, а после приостановился, пропуская Мефодия, Улиту и Дафну вперед. Земля дрожала от ударов копыт. Всадники вновь дого-няли их, причем не стоило уже спрашивать, с ка-кой целью.
— Зачем по тропе? На конях они нас легко на-стигнут, — крикнул Меф, немного отставая, что-бы оказаться рядом с Ареем.
— Они догонят нас в любом случае, — отвечал Арей.
Воздух с хрипом вырывался сквозь его разруб-ленный нос.
Конский топот был уже не просто рядом. Каза-лось, он сливается с ударами сердца.
«Глупо нестись и терять силы! Мы выдохнемся, они — нет», — подумал Меф. Азарт боя начинал постепенно заполнять его.
— Продолжай бежать, Меф! Не оглядывайся! Нужно, чтобы они гнались за вами, — приказал вдруг Арей.
— А вы?
— Беги, тебе говорят! — голос Арея стал на-стойчивым. — Беги, но когда поймешь, что нача-лась рубка, — возвращайся. Одному мне не высто-ять. Светлую захвати с собой. И помните про гла-за. Никакого прямого контакта! Когда будешь рубиться, выше подбородка взгляд не поднимай.
Меф не поверил своим ушам. «Одному мне не выстоять!» Услышать такое от Арея!
— Улиту притормозите. Ее убьют сразу. Пусть даже близко не суется! — добавил Арей и вдруг ос-тановился.
Все же Буслаев не послушался и обернулся. Он заметил, как мечник скользнул за раскидистую иву. Меф, продолжавший воспринимать его в об-личье горбатой ворожеи, увидел, как старуха, встав лицом к тропе и слившись с ивой, поднима-ет клюку.
Первый из всадников, несколько опередив-ший остальных, показался на изгибе тропы. Он скакал, пригнувшись к седлу и пропуская над го-ловой ветви. В седле он сидел цепко, но все же Меф ощущал смертельный страх коня, рот кото-рого в кровь был разодран уздой. Кони, рожден-ные в Верхнем Мире, никогда не привыкнут к соз-даниям Нижнего Тартара.
Что-то смутно заподозрив, всадник стал натя-гивать узду, одновременно откинув корпус назад, но, заметив совсем близко спину удирающего Мефа, с яростным криком устремился за ним. Когда всадник оказался у ивы, Арей вынырнул ему на-встречу и, для устойчивости припав на левое ко-лено, загнал меч ему под доспехи. Это не был удар в чистом виде. Всадник сам наскакал на клинок. Лезвие вышло под лопаткой. Убедившись, что дело сделано, Арей потянул рукоять меча влево и вбок, позволяя телу самому соскользнуть с клин-ка. Обезумевший от страха конь с опустевшим седлом проскакал мимо Мефа, до крови рассек ему щеку болтавшимся стременем и скрылся в кустарнике.
Меф воспринял это как знак того, что бой уже начался, и дольше тянуть не имеет смысла. Он выхватил меч и бросился к Арею. Буслаев не по-слушался мечника и не стал окликать Даф, не же-лая подвергать ее опасности. «Пусть они с Ули-той бегут. Мы уж сами», — подумал он. Однако Даф и без Мефодия сообразила, что к чему, и внезапно появилась совсем близко. За ее спиной с хлопком материализовались огромные белые крылья.
— Меф, не дергайся! Я в воздухе! — крикнула она и спустя мгновение оказалась метрах в пяти над землей.
Признаться, Меф даже не увидел стартового взмаха ее крыльев. Все произошло мгновенно.
— Не смотри им в глаза! — только и успел ска-зал Меф.
Горячая Улита тоже рванулась разбираться, но Мефодий взглядом бросил ей под ноги ветку. Ко-гда ведьма, ругаясь, растянулась на тропе, Даф, сразу поняв замысел Мефа, остановила ведьму маголодией. Маголодия заключила Улиту внутри шара, который невозможно было разбить как снаружи, так и изнутри. Магический шар совсем не пропускал звуков, чему Меф был рад, посколь-ку по красному лицу Улиты и по той силе, с кото-рой она колотила изнутри по преграде, стало по-нятно, что она осыпает их угрозами.
Подбежав, Меф к немалому изумлению обна-ружил, что противников у Арея вновь трое. Двое, кружась на конях, обрушивали на него сабель-ные удары с седел. Один бился пешим, реши-тельно заходя барону за спину и поочередно пытаясь то подсечь его колени, то перерубить цепь дарха.
Удивленный Меф понял, что это тот самый, которому Арей загнал клинок под нагрудник. Не-вероятно! Один из сильнейших мечей мрака рассек ему сердце и — ничего. Словно и не было никакой раны. Арей перемещался, разрывал дис-танцию, защищался, но держался, как заметил Меф, осторожно. Дважды он мог результативно атаковать, но почему-то не делал этого. Меф со-образил, что на это есть свои причины. Лишняя рана не причинит противникам особых страда-ний. Клинок же может застрять в теле или доспе-хах, и драгоценные секунды будут потеряны. Именно поэтому колющих, самых опасных уда-ров Арей пока не наносил, ограничиваясь рубя-щими.
Лицо Мефа опалило раскаленным взглядом. Он понял, что его появление не прошло незаме-ченным. Не поднимая глаз, ибо боль от предыду-щего ожога была еще слишком сильна, Меф ныр-нул под брюхо жеребца, которым его пытались сбить с ног, и, не желая убивать или ранить жи-вотное, ограничился тем, что несильно кольнул его кинжалом в круп. Подпругу он успел перере-зать, когда скользил под конем. Жеребец встал на дыбы.
Всадник упал вместе с седлом, однако узды не выпустил. Гневно выкрикнув что-то (голос его был невнятен и похож на птичий крик), страж из Нижнего Тартара вскочил. Он дернул узду с такой немыслимой силой, что конь упал на колени. Всадник приблизился к нему, и Меф увидел, как он медленно, с удовольствием, перерезал жереб-цу горло. И лишь после этого выпустил из руки уз-ду. Серый плащ залило кровью. Конь захрипел, за-бился...
Страж из Нижнего Тартара коротко, с издев-кой, поклонился Мефу и, взмахнув саблей, обрыз-гал его кровью. Мефодий ощутил теплые, липкие капли на своем лице. Этот жест явно означал, что убийство коня он перекладывает на совесть Бус-лаева.
Меф закричал, метнул нож и бросился на стра-жа с мечом. Он лишь немного отстал от ножа, скользнувшего по щеке отстранившегося стража. Вообще-то Мефу хотелось загнать нож в глазни-цу, но он промазал. С ним порой случалось, что от гнева он терял голову. Страж из Тартара умело за-щищался, но все же отступал, так велика была ярость Мефа. Заметив, что его противник отста-вил левую ногу чуть дальше, чем нужно, Меф на-нес по ноге рубящий удар и еще до того, как меч коснулся бедра, понял, что удар достиг цели. К его удивлению, сопротивления кости клинок не ощу-тил. Он прошел как сквозь рыхлое тесто, которое, охотно уступив клинку дорогу, сразу сомкнулось за ним. Это была даже не регенерация, а почти полная неуязвимость!
Одновременно две волны боли — мертвенно-го холода и испепеляющего жара — прошли по клинку Древнира и сквозь его рукоять достигли руки Мефа. Даже ослабленные мечом, они были невыносимы, особенно в таком сочетании. Меф сам не понял, как он сумел вытерпеть и не выпус-тить клинок. Разве что мысль, что Арей вытерпел то же самое, придала ему мужества.
В следующую секунду Мефу пришлось спа-саться от сабельного удара, направленного ему в шею. Меф ушел от клинка по кругу и достал противника колющим ударом в шею, в награду получив все те же волны боли, которые теперь сумел отразить, так как был готов к ним. И снова ничего. Разве что взгляд стража из Нижнего Тартара, скользнув по мечу Древнира, на миг ос-лепил самого Мефа. Он поспешно отступил, ощущая, что аура его пробита на треть и требует-ся время, чтобы восстановить ее. Отражая удары, Меф пробился к Арею. Теперь они сражались спина к спине.
— Как успехи? — поинтересовался барон мрака. Голос его звучал как всегда спокойно. Разве что он чуть чаще делал паузы, чтобы нанести или принять очередной удар.
— Никак. Меч Древнира их не берет, — крик-нул Меф. Он был озадачен. До сих пор он жил с уверенностью, что, если потребуется, его оружие с легкостью пустит в колбасную нарезку даже танковую пушку.
— Не берет? Кто бы мог подумать? А ты нака-тай жалобу в общество производителей магиче-ского оружия, — с насмешкой откликнулся Арей.
Удачным ударом он выбил у одного из отмо-розков из Нижнего Тартара саблю, однако та, едва долетев до земли, вновь вернулась к тартарианцу в руку. К тому времени спешился уже и третий страж. Теперь трое бились против двоих.
Меф торопливо пролистывал в памяти основ-ные варианты магических атак.
— А если целить им в глаза? Или попытаться нанести им раны их собственным оружием. Или...
— Экспериментируй! Только не отходи от ме-ня далеко, чтобы мне не пришлось собирать тебя по всему лесу! — великодушно разрешил Арей и тотчас, действуя по словам Мефа, загнал клинок одному из нападавших в глазницу. Глазница по-тухла, но спустя секунду зажглась вновь.
— Но как же? Там же мозг! — воскликнул Меф.
— Какой еще мозг? Ты, сдается мне, ничего не понял, — процедил Арей.
Их теснили. Атаки тартарианцев становились яростнее. Сталь грызлась со сталью. Плясали клинки. Меф ощутил, что не выдерживает такого темпа. Еще минута, максимум две — и он начнет задыхаться. Да, он неплохой боец, но силы и вы-носливости ему пока недостает. Неожиданно что-то мелькнуло у них над головой, заслонив солнце. Белые крылья! Дафна! Рядом, продолжая напоминать запущенную из катапульты моську, идеалистично парил Депресняк.
Пользуясь тем, что внимание Мефа отвлечено, один из тартарианцев атаковал, пытаясь достать Буслаева ударом снизу. Едва успев, Мефодий от-бил удар и тотчас две маголодии - штопорная и вихревая - ударили противника Мефа в грудь. Штопорная отбросила его метра на два. Вихревая сорвала с него серый плащ с капюшоном и маску. Под плащом Меф увидел желтоватую высохшую мумию — с отслоившейся кожей, отгнившими губами. В пустых глазницах пылал огонь Тартара. Мумия была в изрубленном нагруднике римского образца. Число пробоин в нагруднике значитель-но превышало количество ран, которые могли нанести Арей и Мефодий,
Меф вспомнил иронию, которая прозвучала в голосе Арея, когда он упомянул о мозге. Действи-тельно, какой мозг уцелеет в пламени и холоде Тартара? Мумия вернулась и продолжала атако-вать Мефа. Тот вынужден был признать, что, пока она была в плаще, сражаться с ней было проще. Во всяком случае его собственные выпады не ка-зались тогда настолько бессмысленными.
Кто-то из тартарианцев сделал быстрое дви-жение кистью и бросил в Дафну метательный нож. Попасть с такого расстояния было сложно. Нож безобидно скользнул по маховым перьям. Заметив, что Даф расслабилась и больше не от-слеживает его полет, нож коварно изменил на-правление и стал возвращаться к Даф по дуге.
— Даф, берегись! — завопил Меф.
Догадавшись, что тартарианец управляет по-летом ножа, неотрывно сопровождая его взгля-дом, Буслаев рубанул его по капюшону. И вновь клинок прошел насквозь, опалив кисть Мефа жаром и обдав его холодом. Однако главное бы-ло все же достигнуто: взгляд на мгновение погас, и нож бессильно упал, так и не вонзившись в Дафну.
Собравшись, Дафна наконец вспомнила слож-ную маголодию, которую Шмыгалка заставляла их отрабатывать то ли в семьдесят первый, то ли в сто семьдесят первый год обучения. Маголодия была редкая и в обычном бою мало используе-мая. Дафне казалось, что она ее забыла, но паль-цы помнили. Множество неуловимых звуков слились в один и, оторвавшись от флейты, про-извели нечто, похожее на отдаленный одинокий удар колокола, что прокатился по ровной водной глади.
Казалось, звук сейчас растает, но он не раста-ял, а, набрав силу, обрушился на стражей из Ниж-него Тартара. Он сорвал с них уцелевшие тряпки плащей и окутал их разваливающиеся тела вяз-ким белым огнем. Мумии поспешно отступали, спотыкаясь и падая. Их движения были хаотич-ными, как у пьяных или ослепленных людей. По-трескивающий белый огонь окружал тела плот-ными коконами, повторяющими очертания фи-гур. Когда магия начинала ослабевать, Даф снижа-лась и повторяла маголодию.
Когда ей казалось, что еще немного, и она не сможет в десятый раз повторять одно и то же, тартарианцы уступили светлой силе. Держа клинки наготове, они скрылись в лесу. Меф оценил, что ни один из них не бросил оружия. Несмотря на страшную боль, это больше походило на органи-зованное отступление, чем на бегство. Преследо-вать стражей из Нижнего Тартара, к удивлению Мефа, Арей и не пытался. Зато им вслед прокатил-ся шар со взбешенной Улитой.
— Не дали сразиться, так хоть задавлю кого-нибудь! — прокомментировал Арей.
Он усмехнулся и ударил по шару мечом, вы-пуская ведьму. Улита вскочила. За те десять минут, что она провела в заточении, в ней накопилось столько гнева, что она могла бы вскипятить Ми-ровой океан. Вопя, ведьма ринулась на Мефа, но Арей поймал ее за плечо.
— Спокойнее, Улита! Это был мой приказ! По-этому прежде чем наброситься на Мефа и свет-лую, разберись со мной, — сказал он.
Разбираться с Ареем Улита, разумеется, не стала. Вместо этого она издала жуткий боевой клич и, бросившись к иве, стала колотить ее кула-ками.
«Замещающая ярость. Всегда так. Чем меньше ты виноват, тем реальнее, что на тебе сорвут зло», — подумал Меф, жалея дерево.
Финал, разумеется, был предсказуем. Ива вы-стояла, а Улита стала зализывать костяшки кула-ков, отбитые уже после третьего удара.
Даф снизилась и встала между Мефом и Ареем.
Ее белые крылья дематериализовались с негром-ким хлопком. Арей посмотрел на Даф и похлопал ее по плечу. Силу он не соразмерял. Даф едва ус-тояла на ногах, но все равно обрадовалась. Она знала, как скуп обычно Арей на ласку. А тут как ни крути — все-таки движение души!
— Хороши мы с тобой, синьор помидор. Если бы не светлая, нас бы прикончили, — сказал Арей Мефу и, придирчиво оглядев лезвие, на котором появилось несколько новых зазубрин, с досадой зацокал языком.
— Я же их не убила, нет? — растерянно спро-сила Даф, ощущая себя новым Мошкиным.
Арей ухмыльнулся. Ответ и так был очевиден.
— Но почему мы не смогли их убить? — спро-сил Меф.
Он впервые сталкивался с тем, что от его меча-артефакта не было никакой пользы.
— Чтобы уничтожить стража, надо разбить его дарх.
— Это и мне известно! Но у них не было ника-ких дархов! — крикнул Меф.
— Спокойнее, друг мой! Бесплатное кипение экономит электричество, но растрачивает нер-вы... Еще минута и тебе придется записаться в оче-редь к иве! — сказал Арей, насмешливо взглянув на Улиту.
— Не было у них дархов! Не было!
— Никто и не спорит. У них не было цепей и не было дархов. Ситуация тупиковая. Вот мы и не смогли ничего сделать, — резонно заметил Арей.
— Но если дархов не было, то откуда у них сила?
— От верблюда! А откуда старичок Бессмерт-ник Кощеев берет силы, чтобы отлавливать ним-феток? Каждый дурак знает, что жизнь у него в яй-це, яйцо в утке, а утка в духовке! — встряла Улита.
— Ты хочешь сказать, что...
— Кто хочет сказать? Я? Я хочу помолчать! — заявила ведьма и демонстративно отвернулась, показывая, что все еще дуется на Мефа.
— Дархи у стражей из Нижнего Тартара есть, как и у остальных стражей. Они спрятаны где-то не очень далеко, и дают им силы дистанционно. Именно это и имела в виду Улита. А теперь поспе-шим! Здесь оставаться нельзя, — пояснил Арей.
Дав знак следовать за ним, он быстро пошел по тропе, изредка переходя на легкий бег.
Примерно через четверть часа они добрались до мерцающей завесы, сразу за которой, как в ту-мане, продолжался такой же лес, как и тот, в кото-ром они сейчас находились. С одной только ого-воркой. Тот мир, за завесой, уже был человече-ским.
Не останавливаясь, Арей тяжело прыгнул сквозь завесу, по которой пробежали грязно-жел-тые волны. За бароном мрака завесу миновали Меф, Улита, Дафна и, наконец, Депресняк. Перед этим кот долго и подозрительно трогал ее лапой, брезгливо отдергивая морду.
— Ну вот и все! Граница позади. Отсюда мож-но телепортировать! Скрываться дольше смысла нет, — сказал Арей.
Голос его звучал мрачно. Меф понял причину. Можно было поставить меч Древнира против пластмассового ятагана из магазина игрушек, что в Тартаре их визит на Лысую Гору не прошел не-замеченным.

Глава 7
МАГОЛОДИЯ ДЛЯ СЧАСТЛИВОЙ НЕУДАЧНИЦЫ

Каждый склонен видеть в мире свое отражение. Уставшему чело¬веку все кажутся уставшими. Боль¬ному — больными. Проигравше¬му — проигравшими.
«Книга Света»

Рано утром в дверях замаячила пришибленная пластилиновая физиономия Тухломона.
— Ах-ах-ах, Дафочка! Как твое здоровьице? — спросил он гнусящим голосом существа, у кото¬рого болят все зубы.
— С чего вдруг такая забота? — спросила Даф, подозревая подвох.
Тухломон ужом завертелся перед ее кроватью. Зацепил стул, на котором лежала флейта, уронил его, заохал, закрутился. Упавшую флейту, однако, поднять не рискнул, хотя и склонился над ней, шевеля клейкими пальчиками.
— Ну как же, Дафочка! С каждым днем ты все больше становишься человеком, а люди они, вить, имеют тенденцию болеть и дохнуть... — про¬сюсюкал он.
— Спасибо, что напомнил. А теперь пошел от¬сюда, — сказала Даф. Она уже усвоила, что с ко¬миссионерами можно не церемониться.
От «спасибо» Тухломона передернуло, точно сквозь него пропустили ток. Однако он справил¬ся и продолжал рассуждать:
— Странное существо человечишка! И банди¬тов он боится, и начальства, и гепатита какого-нибудь паршивенького, и инфаркта, и соседей, и за имущество свое трясется. Ползет по жизни как таракан, опасливо озирается, никому и ничему не доверяет. Хочется ему все сделать правильно, ни¬где не споткнуться, на уголовщину не нарваться, начальство обмануть, от болячек и от тюрьмы из¬вернуться — и доползти-таки благополучно до гроба. Одного только он не боится — эйдос свой потерять. Душа — она неясно еще, есть или нету, а инфаркт и сварливое начальство — вот они, тута! Вот и выходит, что от мелочей бегаем, а главной кувалды, что над нами занесена, не видим.
Даф зевнула. Хотя Тухломон и говорил порой неглупые вещи, к словам его невозможно было относиться всерьез. Вольно или невольно ты на¬чинал искать второе дно, думать, ради чего все сказано и какие действительно цели Тухломон преследовал.
— Все сказал?
— Нет, не все-с! С возрастом человек нравст¬венно пачкается. Засаливается как простыня, как старая рубашка! Посмотришь на иного: против¬но! Брезгую!
Тухломон делано содрогнулся.
— Нравоучительствуешь? — спросила Даф хмуро.
— Есть немного!
— Раз нравоучительствуешь, значит, себя вы¬ше мнишь. Вроде как черточку под человечест¬вом проводишь и себя под черточкой вписыва¬ешь, — сказала Дафна.
Комиссионер захихикал. Хихиканье у него бывало разное. То он шуршал как осенняя листва, а теперь точно зазвонил позеленевшей мелочью в ладошке.
— Хи-хи, Дафочка! Можно на правах старого друга словечко сказать? Что-то у тебя лицо зеле¬ненькое! Под глазками мешочки. И губки распух¬шие. Ты ни с кем вчера не целовалась, нет? Ты ос¬торожно, Дафочка, не рискуй так!.. Наследник мрака он, дорогая моя, не для тебя. Мы ему свою невесту найдем, мрачненькую. Хи-хи! У нас, доро¬гая моя, и получше суккубов кое-кто найдется!
Не отвечая, Даф молча потянулась поднять флейту. Комиссионер был не дурак и мгновенно сообразил, чем это для него чревато. Он под¬прыгнул, превратился в жидкий пластилин и с хлюпающим звуком втянулся в слив раковины. Раковина была сравнительно новым обзаведени¬ем Дафны. Раньше в резиденции мрака обходи¬лись и без раковин.
— Ты не унывай, Дафочка! — пробулькал он оттуда. — Ну потеряешь бессмертие, всего-то и делов-то! Человеком тоже быть неплохо. Человек в принципе выживет, даже если ему удалить поч¬ку, легкое, часть мозга, три пятых кишечника, желчный пузырь, селезенку, желудок и аппендикс. Понимаешь, Дафочка, желчный пузырь поможет расщепить жирочки в кишечнике, но если при¬держиваться диеточки с низким содержанием жирочков, кишечничек и сам справится. Кишеч-ничек способен переваривать еду и без желудоч¬ка, но только витаминчик В12 и другие витамин-чики придется доставлять через укольчики... Ты это сама учти и Мефу своему скажи! Пусть не гру¬бит мне! Мне нельзя грубить! Я хоть и мягонький, но мстительный... Хотя зачем я тебе все это гово¬рю? Ты ведь дурочка!
Даф окончательно убедилась, что просто так Тухломон не отстанет. Никаких особенных дел у него нет. Он может сидеть в раковине и булькать до бесконечности. Она поднесла флейту к губам.
Отличная боевая маголодия расколола раковину. Из перебитой трубы хлынула вода. Тухломон писк¬ляво закричал и скрылся, затянутый в бурлящие не¬дра канализации. Даф мысленно отследила его путь до входа домовой трубы в магистраль город¬ского коллектора.
Это была, конечно, победа, но победа какая-то половинчатая и незавершенная. У нее сохраня¬лось ощущение, что Тухломон приперся неспро¬ста. И досаждать ей стал тоже неспроста. Просто так этот клейкий человечек ничего не делал. Что же это было? Угроза? Намек? Предупреждение?
Даф опустила флейту. На губах остался непри¬ятный горьковатый привкус. Не понимая, откуда он взялся, Дафна удивленно облизала их. Рот сра¬зу заполнился чем-то кислым, клейким. Дафна попыталась сплюнуть, но слюна повисала нитка¬ми. Кашляя, Даф бросилась к треснувшей ракови¬не полоскать рот.
Когда горький привкус на губах исчез, Даф вновь вернулась к флейте. Взяла ее. Осторожно понюхала мундштук. Коснулась языком. Да, сомнений нет, это он — тот же противный лекарственный запах. Но откуда он взялся?
К флейте подошел Депресняк, тоже понюхал и брезгливо попятился. Дафне это не понравилось. Она стала вспоминать и вспомнила, как Тухломон уронил стул и как суетился вокруг ее флейты.
Случайность? А что он сделал потом? Принялся нести чушь и дразнить Даф. Смысл? Не затем ли, чтобы она поскорее схватилась за флейту и... кос¬нулась ее губами? Взять флейту в руки комиссио¬нер бы не смог — все-таки оружие света, а вот об¬рызгать чем-то — запросто. Даф занервничала. Паника, подкравшись, закрыла ей глаза холодны¬ми и влажными руками.
«Расслабься! — сказала себе Дафна. — Стража света нельзя отравить. Нет такого яда, который бы на меня подействовал, и Тухломону это из¬вестно».
Утешая себя этим, Даф взяла флейту и спусти¬лась в приемную. Арей сидел в кабинете и, зевая, просматривал журнал поступления эйдосов за март-апрель. Эйдосы поступали исправно, даже с опережением графика. В конце концов март есть март, и не только коты склонны терять в марте го¬лову. Единственное, что продолжало беспоко¬ить — качество эйдосов, ну да это уже другой во¬прос.
— Тук-тук! — вежливо сказала Даф, входя в ка¬бинет.
— Тук-тук!.. Что, светлая, сдаваться пришла? Не советую. Чистосердечное признание — гарантия того, что на тебя повесят всю дохлятину города. Лучше уж ни в чем не признавайся! — заявил Арей, отрывая от журнала голову.

— В чем именно не признаваться?
— В том, что ты агент света. Даф забеспокоилась.
— Я агент света?
— Ну да. У тебя такой взбудораженный вид, что я не удивился бы. Что стряслось?
— Тухломон чем-то обрызгал мою флейту. Я по¬няла это слишком поздно, — пожаловалась Даф.
Арей недовольно поднял брови.
— Тухломон, хм... С чего бы? И чем же пахла эта дрянь?
— Чем-то горьковато-кислым, как лекарство.
— Не миндалем?
— Не совсем миндалем. Но что-то близкое... — Даф начала тревожиться.
Арей задумался. Покосился на мундштук флей¬ты, поскреб пальцами щеку.
— Сам Тухломон, конечно, смылся, — произ¬нес он утвердительно.
— Да, смылся, — кивнула Даф, с трудом удер¬живаясь, чтобы не пояснить, что смылся он в бук¬вальном смысле.
— Хочешь быстро выяснить, насколько опас¬но для тебя то, что он сделал? Давай сюда руку! — приказал Арей.
— Зачем?
Видя, что Даф не спешит, мечник бесцере¬монно сгреб ее кисть и повернул вверх ладонью.
В пальцах у него возникла длинная цыганская игла.
— Не дергайся! Ржаво, но стерильно! — преду¬предил он и уколол Даф в центр ладони.
Даф вскрикнула, рванула руку, но мечник уже отпустил ее и сам. Игла исчезла. Морщась, Дафна уставилась на выступившую каплю крови. Капля была насыщенно красная, но не рубиновая и не светящаяся, как у стражей света. Это озадачило Дафну. К тому же при виде крови у нее стали ныть виски, чего никогда не случалось прежде. Она по¬пыталась мысленно затянуть рану — для стража это дело мимолетного желания — но и тут у нее ничего не вышло.
Даф не столько удивилась, сколько испытала недоверчивое недоумение. Она попыталась еще раз — тот же эффект. Кровь не спешила исчезать, а рана закрываться. Даф моргнула, думая, что это обман зрения. Она так привыкла к тому, что это происходит всегда, без исключений, что изуми¬лась, как человек, который, плеснув на бумагу краски, не увидел пятна.
Арей, точно забыв о Дафне, снял со стены кин¬жал.
— Изобретательные существа эти лопухоиды! Взгляни: немецкий десантный кинжал! Лезвие у него треугольное. Раны, нанесенные таким кин¬жалом, не закрываются. А Улите я недавно подарил рапиру. Как она легка, как изящна, как смер¬тоносна! Смерть от такой рапиры просто счастье. Она не режет — она жалит, как пчела... Правда, она еще не определилась, чем ей больше нравится ра¬ботать — шпагой или рапирой.
— Я не люблю рапиры. Вообще не люблю ни¬чего колющего, что убивает, — сказала Даф.
Арей вздохнул.
— Как ты испорчена! Не хочешь колющее, да¬вай я подарю тебе рубящее-дробящее. У меня есть отличный боевой топор! Держи! Заметь, как удач¬но подобран вес. Обычно боевым топором не на¬несешь много ударов. Этот же просто порхает. Можно работать одной, можно двумя руками...
— Вы смеетесь надо мной, да? Я не люблю ору¬жия, — терпеливо повторила Даф.
— Привыкай любить. Это раньше ты могла об¬ходиться без оружия. Теперь, боюсь, тебе придет¬ся пересмотреть свою пацифистско-пофигистическую доктрину, — жестко заявил Арей.
Дафна внимательно посмотрела на Арея. Она почувствовала, что сказано это неспроста.
— Что вы имеете в виду?
— Где твоя флейта? Вытащи ее! Играй! — при¬казал Арей.
— Здесь, в резиденции? — растерялась Даф.
— Делай, что я говорю! Не притворяйся, что ты
никогда этого не делала. Ложь я ненавижу боль¬ше, чем нарушение правил.
Даф неохотно извлекла из рюкзака флейту.
— Атакуй меня маголодией! — нетерпеливо ве¬лел Арей.
— Вас?
Мечник досадливо поморщился.
— О, Тартар! Неужели у меня проблемы с дик¬цией? Ну не хочешь атаковать меня, разбей этот стакан! Живее!
Даф пожала плечами и послушно выдохнула маголодию. На стакан она даже не взглянула. Ей и так было ясно, что он разлетелся. Иначе просто быть не могло. Силы маголодии хватило бы и на сейфовую дверь.
— И это все? Что, на посуду рука не поднимает¬ся? Вот он, комплекс идеальной домохозяйки! — услышала она насмешливый голос Арея.
Даф недоверчиво уставилась на стакан. Он стоял целый и невредимый и явно издевался над ней. Даф повторила попытку еще трижды. В по¬следний раз она сгоряча использовала маголо¬дию, мощи которой хватило бы, чтобы подорвать танк. Бесполезно. Стакан преспокойно стоял на столе и глумился над неудачливым стражем.
— Теперь тебе все ясно? Поняла, чем Тухломон обрызгал флейту? — поинтересовался Арей.
— Нет.
— Плохо. Полагаю, эта была та дрянь, которой старик Харон обмазывает свою ладью, чтобы его старое корыто не нахлебалось воды из Леты. Не помню точно состав. Смола анчара в смеси со смолой тиса, немного дурмана и что-то еще по мелочи.
— Но зачем? — растерялась Даф.
— Проверенное средство, чтобы сделать га¬дость стражу света. Тебя лишили твоего дара и всех магических способностей. Лишили под¬ленько, но надежно. Нарушили связь между тобой и твоими бронзовыми крылышками. Теперь ты обычная земная девица скольких-то там лет. Пят¬надцати? Шестнадцати? Теперь ты и взрослеть бу¬дешь точно также, как и люди, — Арей пожал пле¬чами. — Я не силен в биологии, если она не отно¬сится к способам убийства.
Это было уже слишком. Есть новости, которые обрушиваются на тебя, как потолок. Даф моргну¬ла, пытаясь сфокусировать зрение, покачнулась и ухватилась за стену. Арей, не вставая, придвинул ей взглядом стул. Бесцеремонно толкнув Даф сза¬ди под колени, стул вынудил ее сесть.
— Привыкай к тому, что ты стала обычной, светлая! Твоя связь с крыльями нарушена. Ты не сможешь летать. Тебя легко ранить или убить. Скоро ты, возможно, впервые поймешь, что такое грипп. Твоей флейтой даже народного хора те-
перь не распугаешь, — безжалостно продолжал Арей.
Дафне казалось, что его слова влажной тряп¬кой хлещут ее по лицу. Даф долго разглядывала полировку стола, потом тихо спросила:
— Зачем Тухломон это сделал? Он не решился бы на это сам.
У Арея это не вызвало возражений.
— Само собой. Тухломон на редкость расчет¬ливый пластилиновый уродец. Он и нос просто так не почешет. Прикажут тебе ножки облобы¬зать — облобызает, прикажут тебя зарезать во сне — зарежет.
— Но почему? Кто ему велел?
Арей откинулся в кресле. Спинка страдальче¬ски застонала под его весом. Мебель у мечника долго не жила. Что не ломалось само, разрубалось под горячую руку.
— Не будь ребенком, Даф! Тебя обмануть или сказать правду?
— Я и сама знаю! Лигул, эта тупая скотина, мне не доверяет, считает, что я плохо влияю на Бус¬лаева, и хочет вывести меня из игры... — тихо ска¬зала Даф.
— А ты на него плохо влияешь? — быстро спросил Арей.
Даф смутилась. Вопрос был по сути. Мечник снисходительно похлопал ее по плечу.
— Можешь не отвечать. По мне, так влияй и дальше, — разрешил он.
Такой ответ очень удивил Даф. Ей давали раз¬решение на добро? К чему бы это?
— Почему вы так говорите?
— Лигул глуп. Или, точнее, мыслит слишком трафаретно. Он никогда не поймет, что лучшая прививка от добра — это добро в ослабленной форме, — сказал Арей.
Даф поперхнулась. Слова Арея больно царап¬нули ее. Так вот что мечник думал о ней все это время! «Прививка от добра» — вот кто она на са¬мом деле!
— Могу тебя утешить. Лигулу нужна не только ты. Ему нужна и голова Мефа. О своей скромной голове я даже не упоминаю, — продолжал Арей.
— Но почему Мефа?
— Меф малоуправляем. Лигулу это не нравит¬ся. Совсем не нравится. Он простил бы ему мно¬гое, но не это, — сказал Арей.
— Малоуправляем? Но он же все делает! — уди¬вилась Даф.
— Ты наивна, Даф. Эдем не пошел тебе на пользу. Наш синьор помидор не так прост. Он мыслит самостоятельно и все подвергает сомне¬нию. Даже книги из библиотеки мрака, заметь, он читает только потому, что его заставляет руна. Зло для Мефа — игра. Настоящего мрака в душе у него нет. Если ты кровожадный наследник тьмы, так нечего кормить собак сосисками на автобус¬ной остановке! — с иронией заметил Арей.
«Скоты комиссионеры! И об этом донесли!» — подумала Даф. Одновременно она попыталась скрыть гордость. Как-никак, а собаки на останов¬ке отчасти и ее заслуга.
— Меф еще исправится. Мы приложим все си¬лы! — произнесла она бюрократическим голо¬сом.
Арей насмешливо скривил рот. Кого, мол, ты тут дураком считаешь, светлая? Это ты-то силы приложишь?
— Лигул надеется, что если Меф будет мертв, его силы высвободятся и либо достанутся Лигулу, либо найдут себе лучшего хозяина. Такого, на ко¬торого наш мелкий махинатор будет иметь влия¬ние. Опять же — пока новый повелитель найдется (лет пятьсот ожидания как минимум, пока не встретятся звезды) и вырастет (силы предпочита¬ют вселяться в младенцев) — Лигул преспокойно будет сидеть на троне мрака. Или скорее уж где-нибудь сбоку, на ступеньке пустого трона. Наш малютка любит поиграть в скромность.
—        Значит, все-таки Лигул! — сказала Даф мрач¬но. — Вот собака страшная! Колбаса из глистов! Это он выпустил из Нижнего Тартара этих ублюд...
В глазах Арея зажегся интерес.
— Ну-ка! Можно еще раз на бис, начиная с кол¬басы? Собаку, так и быть, можешь пропустить.
Даф покраснела.
— Ой! Я слишком долго общалась с Мефом! — спохватилась она.
— Бывает, — великодушно сказал Арей. — За «ублюдков» можешь не извиняться. Сейчас поче¬му-то все забыли истинное значение этого сло¬ва — «бастард», «незаконнорожденный». Некогда я много времени проводил в отрядах наемников. Развлекался. Они были интересные ребята, но крайне щепетильные. Кто-нибудь с пьяной голо¬вы намекнет другому, что ты, мол, не обижайся и вообще восприми это как конструктивную кри¬тику, но мне кажется, что твои мама с папой не ус¬пели записаться в метрической книге, а тот — хлоп! — и разрубил его до зубов секирой. Ребят ужасно обижала такая конструктивная критика.
Даф слушала Арея и думала о своем. Она дума¬ла, что и лишение дара не финал. От Лигула мож¬но ожидать чего угодно. Дафне стало душно. Каза¬лось, серые, влажные стены резиденции надвину¬лись на нее. В пыльном расчерченном рамой окне замелькали злорадные морды. Хотелось вскочить, закричать, вырваться отсюда и бежать-бежать. Лишена дара! Даф задыхалась.
— Это Лигул отомстил мне за то, что я отогна¬ла тех уродов из Нижнего Тартара!
Арей усмехнулся.
— Кто ж тебе в таком сознается? Официально Лигул объявил беглецов в розыск. Однако поиски ведутся крайне ненавязчиво. При любом раскла¬де наш скромный маленький друг останется в стороне.
— Ясно. Я другого и не ожидала. Есть какой-то способ вернуть мой дар? — спросила Даф.
Вопрос был будто невинным, однако взгляд Арея, только что вполне дружелюбный, неожи¬данно стал настороженным.
— Если такой способ и существует, мне лично он неизвестен. Попытайся утешиться вот какой мыслью. Стражи, как и люди, склонны к самооб¬ману. И все почему-то игнорируют величайший закон вселенной: Ничего не бывает так хорошо, как ожидаешь, но ничего не бывает и так плохо, как ждешь.
Арей поднялся, материализовал меч и сделал несколько атакующих движений. Он всегда тре¬нировался только с боевым оружием.
— На твоем месте, светлая, я бы тоже попрак¬тиковался с какой-нибудь отточенной железкой. Теперь надо быть готовым каждую минуту, — ска¬зал он.
— Почему?
— Если стражи из Нижнего Тартара сказали «А», значит, они скоро скажут «Б». Трусами их не назовешь. Не исключено, что они уже на пути сю¬да, — заметил Арей хладнокровно.
— Почему вы так думаете?
— Вспомни последнюю стычку. Мы с Мефом ничего не смогли сделать. Наше оружие их не брало. Опасность для стражей из Нижнего Тарта¬ра представляла только ты со своей бронебойной дудочкой.
«Представляла», — горько повторила про се¬бя Дафна, оценив, как Арей вскользь выделил это голосом.
— И что нам теперь делать? — спросила она. Арей скривился.
— Как я ненавижу этот вопрос! Разве непонят¬но что? Для начала усложнить нашим милым друзьям из Тартара поиски. Бери Мефа и марш из резиденции! Попытайтесь спрятаться так, чтобы не то что тартарианцы, чтобы я сам вас не нашел. Только, боюсь, что Мошкина с Чимодановым и Нату вам придется взять с собой. Здесь их перере¬жут быстрее, чем они успеют охнуть. Из всех тро¬их один Мошкин сносный боец, да и тот больше трусит, чем сражается.
— Но если мы разделимся, нас проще будет прикончить по отдельности, — сказала Даф рас¬терянно.
Мечник нетерпеливо махнул мечом, приказы¬вая поторапливаться. Даф открыла дверь и вышла.
— Небольшой совет. «Просто в порядке обще¬го бреда», — как говорит Улита. Учитывая, что твоя флейта годится теперь только для консерва¬тории, попытайся найти кого-то, кто обладает светлыми способностями, — догнал ее голос Арея.
Дафна обернулась. Барон мрака вновь упраж¬нялся с мечом и даже не смотрел в ее сторону.
Уже на лестнице, поднимаясь к Мефу, Дафна поняла, кого Арей имел в виду. Эссиорха. Ничего себе совет и главное — от кого получен! От на¬чальника русского отдела! Теперь понятно, поче¬му у центральной Канцелярии мрака Россия не в почете.

***

Узнав, что случилось, Меф не стал долго и за¬нудно сочувствовать Даф. Это было не в его пра¬вилах. Все, что он сделал — утешающе коснулся ее волос.
— С Тухломоном мы разберемся. Или он вер¬нет тебе дар или одним куском пластилина на свете будет меньше. А сейчас идем. Тебя надо спрятать! Уверен, мы найдем уединенное местеч¬ко, — сказал он, завесив покрывалом групповой портрет бонз мрака.
— Уединенное лишь отчасти. Нату, Чимодано-ва и Мошкина нам придется взять с собой, — за¬метила Даф.
Меф поморщился.
— Это будет цирк! Хуже, чем день рождения, когда бабушка на глазах у одноклассников выти¬рает тебе юбкой нос.
— У тебя что, была такая бабушка? — удивилась Дафна.
— Нет. Но существовал Эдя, который обожал вспоминать, как в три года я наступил ногой в горшок. И мать, которая рассказывала всем, что у меня был жуткий диатез. И самое досадное — их невозможно было вытолкать из квартиры! — ска¬зал Меф с досадой.
Даф кивнула.
— Я тебя понимаю. У нас в Эдеме тоже такое случается. Моя учительница однажды сказала при других учениках, что вместо сидиез я дважды взяла си-бемоль.
— И все? Больше она ничего не сказала?
— А что, этого мало? Это было такое униже¬ние! Я прорыдала всю ночь.
Меф озадаченно моргнул. Что ни говори, а светлые стражи — это отдельная песня.
Пять минут спустя небольшая компания, состо¬явшая из Мефа, Даф, Чимоданова, Наты и Мошки¬на, двинулась по Большой Дмитровке в сторону от центра. Даф несла на плече Депресняка, а Чимоданов — Зудуку, на которого наложил морок невидимости, чтобы рукотворный монстр не смущал прохожих. Со своим красным чемоданом Петруччо тоже не пожелал расстаться. «Спорю, у него там взрывчатка. Чимоданов — это вырос¬ший Зудука», — подумал Меф.
Ната шла налегке, помахивая пустыми руками. Арей велел ей взять с собой хотя бы рапиру, одна¬ко Вихрова не любила обременять себя ничем лишним. Опять же, возникни необходимость, она прибегла бы к иному оружию. Вот и сейчас не прошли они и трехсот метров, а из окна второго этажа уже выпал мужик в деловом костюме. Тряся головой, он стоял на четвереньках на перекопан¬ном газоне. Живой и невредимый, но крайне ошарашенный.
Мефодий и Дафна с подозрением уставились на Нату. Мгновение — и она уже святая невин¬ность.
— Ну почему сразу я? Ну задумался дядя немно¬го. Курил в окошке офиса, глазел на девочек и — хлоп! Переломов нет, зато впечатлений куча, — принялась оправдываться Вихрова.
— НАТА! — укоризненно сказала Даф. Вихрова посмотрела на нее с насмешкой. Те¬перь, когда Даф утратила свой дар, Ната, сразу смекнувшая, что ей ничего не сделают, вела себя нагло.
— Натой пусть меня Меф называет. А для тебя, дорогуша, я Наталья. Три слога, второй ударный. Усекла?
Даф, замешкавшись, еще только собиралась ответить, а Ната уже смягчилась.
— Кстати, светлая, не хочу тебя радовать, но изначально ты понравилась этому мужику боль¬ше. Твои ножки он разглядывал весьма заинтере¬сованно. Конечно, я потом перетянула одеяло на себя, ну да это уже чисто на технике, — сообщила Ната.
Этой кстати упомянутой деталью она обрела союзника в лице Мефа, которому сразу захоте¬лось отрубить типу из офиса голову. Они сверну¬ли в Глинищевский переулок, перешли Тверскую и в разрыве между домами нырнули в Малый Гнездниковский. Особой цели в их движении по¬ка не наблюдалось. Меф стремился замести следы и отделаться от комиссионеров. Интуиция под¬сказывала, что запас времени еще есть. Действо¬вать надо уверенно, но без излишней паники.
После истории с сотрудником офиса Ната временно воздержалась от уличного охмурения. Чтобы вознаградить себя, она принялась дово¬дить Мошкина.
— Ты, Мошкин — социальный неадекват! Бот скажи, почему Меф мне нравится больше?
Мошкин молчал. На вопрос «почему»? он не отвечал. Этот вопрос был частью его личности. Он сам его задавал.
— Потому что мужчина должен быть чуть луч¬ше обезьяны, — влез ушлый Чимоданов.
— А ты молчи, Чемодан, не вякай! Ты и есть та самая обезьяна, которой лучше любой мужчи¬на! — парировала Ната.
Петруччо хихикнул. Он умел оценить, когда его красиво отшивали. Ната с вызовом покоси¬лась на Даф и вновь принялась расхваливать Ме¬фа. Тот слушал ее не без удовольствия, явно не агонизируя скромностью.
"Она хочет, чтобы я ревновала. Методы на уровне детского сада!» — подумала Дафна.
В Малом Гнездниковском молодая женщина с короткими волосами трясла белоголового маль¬чугана лет четырех. Белоголовый стоял с насуп¬ленным видом и смотрел на мать бунтующим взглядом.
— Ты что, не видел, что я разговаривала с те¬тей? (Бац!) Чего ты лез? (Бац!Бац!) За руку дергал? Видишь: не с тобой разговаривают, стой и молчи! (Бац!) — кричала женщина, вместо знаков препи¬нания расставляя затрещины.
Даф ненавидела, когда бьют детей. Зрелища
омерзительнее для нее не существовало. Даже при том, что белоголовый явно не был ангелом. Машинально она схватилась за флейту, но тотчас вспомнила, как мало от нее толку. Меф спокойно удержал Даф за локоть и присел на корточки ря¬дом с карапузом. Белоголовый с любопытством перевел на Буслаева взгляд и тотчас схлопотал еще одну затрещину за несанкционированное переключение внимания. Меф зацокал языком.
— Не так, — сказал он.
— Что не так? — не поняла мать.
— Детей лучше всего бить с локтя или с ноги. Так они быстрее падают! — мрачно посоветовал Меф.
Он все же решил дать женщине шанс остано¬виться самой. Однако молодая мать окончатель¬но взбесилась.
— Чего тебе надо? Без тебя разберусь! — закри¬чала она на Мефа и принялась трясти свое чадо, как трясут яблоню. Чего она, интересно, ждала? Что с него посыплются плоды знаний и сыновней благодарности?
Хотя белоголовый крепился, не в первый раз, видно, ему вправляли мозги, было заметно, что он вот-вот разрыдается. На дне его больших глаз со¬зревали слезы. Прежде, чем Меф успел вмешаться, Мошкин схватил его за рукав и потянул.
— Чего тебе? Отпусти! — Меф дернул руку.
— Скорее! — Мошкин упорно продолжал бук¬сировать Мефа. Попутно он не забывал следить глазами за Натой и подталкивать Даф.
Чимоданов не отставал и сам. Он уже, видимо, что-то смутно подозревал. Оказавшись за углом, Евгеша прижался спиной к стене, заткнул пальца¬ми уши и заставил Даф проделать то же самое. В следующий миг из переулка вырвался вихрь. По асфальту запрыгали стекла. С ближайшего дома слизнуло часть крыши. Мимо них, кувыркаясь, пролетел легковой автомобиль и засел в витрине ближайшего магазина. Из магазина стали выбе¬гать люди. Некоторые из них, самые рассеянные, по забывчивости забыли оплатить покупки, но не забыли прихватить с собой пакеты.
— Чемодан, ты что, сдурел? — спросил Меф мрачно.
Он логично решил, что это Петруччо заложил бомбу. Все, что взрывалось, было тесно сплетено в сознании Буслаева с именами Чимоданова или Зудуки.
— Это не я! — сказал Чимоданов.
— Как не ты? — не поверил Меф.
— Уже все, да? Это я! — заявил Мошкин, отни¬мая пальцы от ушей.
— Ты?! — надвинулся на него Меф. Евгеша от неожиданности засомневался.
— Я? Ну да.
— Зачем?
Меф осторожно выглянул из-за угла. Молодая мать сидела на асфальте. Над ней с видом победи¬теля склонился ее белоголовый сынок. И, хотя он уже не плакал, из его горла вырывались звуки, сопоставимые с ревом сирены воздушной тре¬воги.
— Защитный блок сработал. Эти двое не по¬страдали. Не пострадали, нет? — уточнил Евгеша.
— Что ты сделал?
— Я немного усилил звук. Усилил, да? В другой раз, я уверен, мама и сынок найдут способ уладить дело мирно.
По лицу его было видно, что на самом деле он ни в чем не уверен. Уверенность и Евгеша были вещи несовместимые.
— Тут где-то не слишком далеко была строй¬ка... — задумчиво сказал Меф. Раз им все равно нужно было бродить без особой цели, страхуясь от слежки, то разве не все равно, куда идти?
— А, да! Я примерно представляю себе эту стройку. Там два или три крупных пса. Один даже морду просовывает под ворота — морда как ящик, — вспомнил Мошкин.
— Псы — это ерунда! Если очень громко крик¬нуть и топнуть ногой, собака может умереть от ужаса! У нее будет разрыв сердца! Уж я-то знаю, — авторитетно заявил Чимоданов.
Меф с сомнением покосился на него.
— Откуда такие сведения?
— Ну не помню. Кажется, читал где-то, — неос¬торожно сказал Чимоданов и тотчас подставил себя под удар справа.
— Меня не интересует, что и где ты читал. И что одна бабка на базаре сказала, тоже не интересует. Меня интересует конкретно твоя личная стати¬стика, подтвержденная фактами. Сколько именно собак умерло от ужаса, когда ты — лично ты, Чи¬моданов! — топал ногами. Их клички, порода, воз¬раст, пол, вес, физическая форма, справка от вете¬ринара, что собака умерла именно вследствие твоего визга! — отрезал Меф.
Чимоданов обиженно заморгал.
— Послушай, Мефодий, я же не говорю, что...
— Вот и чудесно! Если ты ничего не говоришь, тогда утихни и не производи вибраций возду¬ха! — отрезал Меф.
Чимоданов тревожно посмотрел на Мефа и бочком отодвинулся от него. Натянутая улыбка прилипла к его губам как заплеванный окурок. За Петруччо, то и дело оглядываясь на Буслаева, за¬семенил обеспокоенный Зудука.
— Красиво ты его сразил! Просто ухлопал на
месте из двух стволов, — с удовольствием сказала Ната.
—  Да ну его... Ненавижу, когда повторяют оче¬видную чушь, — проворчал Буслаев.
Даф быстро провела ладонью перед его гла¬зами, посмотрела на ладонь и подула Мефу на лоб.
— Ты становишься темным. Темным и злым, — шепнула она озабоченно.
— Откуда ты знаешь? Я всего лишь поставил его на место, — упрямо заявил Меф.
— На место все ставят детишки, когда под при¬смотром мамы убирают комнату. Чимоданов на тебя и не нападал. Он просто пересказал то, что когда-то читал, — заметила Даф.
— Он читал чушь! Давай найдем этого автора, поймаем и закинем на стройку. Пусть он там орет и топает на собак, а мы посмотрим, что будет.
— Я не о том, Меф. Я вижу то, чего ты сам не за¬мечаешь. Ты начинаешь получать удовольствие, обижая людей, — сказала Даф грустно.
На стройку они в результате так и не пошли, а вместо этого пробродили по центру еще часа два. С Дафной, когда она заскочила в сувенирный ма¬газинчик посмотреть деревянные заколки, попы¬тался познакомиться темноволосый и симпатич¬ный молодой продавец с грустными глазами.

Дафна дружелюбно пожала ему руку и спросила, как его зовут.
— Моего деда звали Грант, а отца Зорий. Мой сын тоже будет Зорий, а мой внук — Грант, — от¬ветил молодой человек.
— А вы, стало быть, Грант? — торопливо спро¬сила Дафна, пока ей не сообщили, что сына внука Гранта будут звать Зорий.
— Нет, по паспорту я Андрей. Отец поссорился с дедом и назло ему назвал меня по-русски, — ска¬зал молодой человек
Тут он вдруг перевел взгляд на витрину и обна¬ружил, что с той стороны стекла нетерпеливо прыгает Чимоданов, а рядом стоит недовольный Меф.
— Эти гуманоиды с вами? — осторожно спро¬сил Андрей.
— Да.
Молодой человек вздохнул.
— Ну заходите как-нибудь, когда будете без них! — предложил он.
— Обязательно, — пообещала Даф.
— О чем вы говорили с этим типом? — ревни¬во спросил Меф, когда Даф вышла.
— О внуках, — пояснила Даф, и они снова от¬правились петлять по улочкам.
Вскоре к ним приклеилась компания парней лет семнадцати, которым внезапно не понравил-
ся Меф. Парни шли сзади и, хотя явно в драку не лезли (двое из трех были настроены миролюби¬во), третий все время повторял:
— Ну ты, волосатый, стой! Скажи: че ты весь ка¬кой? А?!
Мефу надоело сдерживаться. Он остановился и медленно повернулся. Что увидели парни — не¬ясно, но их вдруг как ветром сдуло. Тот, кто бежал последним, все время падал и просил остальных подождать.
— Что ты сделал? — спросила Даф.
—  Да  ничего.   Просто   мысленно   сказал «брысь!», — сухо произнес Меф.
Его лицо еще не успело изменить выражение, и Дафне, когда она увидела его, стало не по себе. Вот так брысь! Бедные парни! Как же много, ока¬зывается, можно сказать обычным взглядом.
На случай слежки они еще с часик побродили, рисуя отводящие руны. Чимоданов даже нарисо¬вал руну на стекле очень грязной машины, на ко¬торой какой-то остряк уже отметился традици¬онным: «Танки не моют!» Едва Чимоданов закон¬чил, как из подъезда вышел водитель, и машина уехала.
Меф усмехнулся, представив, как машина бу¬дет колесить по городу, путая карты бедным шпи¬кам. И чем дальше она отъедет, тем сложнее ста¬нет комиссионерам что-то сообразить, поскольку расстояние между защитными рунами, поддерживающими взаимную связь, будет посто¬янно меняться.
— Куда мы идем? — спросил Меф.
— К Эссиорху, — одними губами, чтобы не ус¬лышали те, кому это не предназначалось, произ¬несла Дафна.

***

На седьмой этаж сталинского дома они подня¬лись в лифте. Зудука все порывался поджечь кнопки этажей. Зудуку усмирили, но пока его вра¬зумляли, Депресняк пару раз провел когтистой лапкой по стенке лифта.
— Блин! Ну мы все тут прям вредители какие-то! — сказал Меф, насылая морок на встроенную в панель камеру слежения, которая должна была ябедничать на вандалов.
Дверь Эссиорха оказалась запертой. На звон¬ки никто не открывал.
— Его нет дома! Как думаешь, Даф, он не будет против, если мы войдем? — спросил Меф.
Даф тоскливо посмотрела на Зудуку. Тот заин¬тересованно шмыгал носом.
— Держи его крепче! Если он что-то взорвет — спрос будет с тебя, — предупредила она Чимоданова.
Петруччо сурово кивнул и, перехватив Зудуку за ногу, бесцеремонно закинул его на плечо голо¬вой вниз. Из карманов у монстра посыпались охотничьи патроны двенадцатого калибра.
Меф привычно проверил, нет ли на двери ма¬гической защиты, а затем коснулся замка паль¬цем. Замок щелкнул. Квартира была трехкомнат¬ная, довольно большая, но неуютная. Из кухни пахло чем-то давно пригоревшим. Коридор зава¬лен запчастями от мотоцикла. Одних колес было три или четыре.
Тут же рядом стояли четыре пакета с мусором, тщательно завязанные, но не выброшенные. Ви¬димо, визиты к мусоропроводу Эссиорх пред¬принимал сугубо по определенным дням, не чаще двух раз в месяц. Силу же для этой цели не исполь¬зовал. У хранителей из Прозрачных Сфер особое отношение к Силе, Трепетное. Они берегут ее для великих дел, брезгуя бытовыми мелочами.
— Я бы тут жить не хотела! — сразу сказала Ната.
Она вечно все примеряла на себя. «Я бы это не носила... я бы на этом не ездила... я бы такой не ку¬пила».
— А тебе никто и не предлагает, — резонно за¬метила Даф и прошла в комнату.
За ней осторожно потянулись Ната, Мошкин и Чимоданов. Проголодавшийся Меф тем време-
нем совершил мародерскую вылазку к холодиль¬нику. Выбор не ахти. С десяток яиц, банка с кон¬сервами и открытая коробка с овсянкой. Разве ов¬сянку хранят в холодильнике? С другой стороны, хуже ей от этого явно не будет.
Меф хотел телепортировать продукты из су¬пермаркета, но вспомнил, что лишняя магия сей¬час нежелательна. Еще засечет кто-нибудь. Им же надо сидеть тихо и осторожно. Пришлось огра¬ничиться яичницей.
Когда Меф вернулся в комнату, Ната и Чимода¬нов сидели рядом на одном диване. Сидели, как паиньки. Тут же, обмотанный с ног до головы скотчем, лежал Зудука. Выражение лица у него было затаенно-мстительное.
Меф оглядел комнату. Последний раз он загля¬дывал сюда зимой. Тогда мебель в комнате была самая спартанская: диван и старинный шкаф с изогнутыми ножками. Тогда еще, помнится, Меф подумал об очевидной нелепости: почему-то шкаф с кривыми ногами считается красивым, а человек с такими же ногами — нет.
С зимы в комнате мало что изменилось. Разве что сюда перекочевали кое-какие запчасти и — жуть какая! — сварочный аппарат. Кроме того, в четырехугольнике света у окна появился моль¬берт. Не тот хлипкий переносной ящик на дрожа¬щих раздвигающихся ногах, который берут с собой на природу, но конкретный серьезный моль¬берт, почти станок, что встречается в солидных мастерских.
На мольберте был установлен холст на под¬рамнике, с почти законченной картиной. Вблизи картина казалась хаосом красок и ничем больше, но стоило отойти на три-четыре шага, как она не¬ожиданно обретала смысл. Ты понимал, что идешь по саду, в прозрачном тумане. Первые солнечные лучи пробиваются сквозь ветви и встречаются с . испарениями влажной земли.
— Эссиорх научился рисовать? Он же мото¬циклист вроде, — удивился Меф.
Даф обиделась, Ей казалось, что Меф всегда отзывается об Эссиорхе так, будто считает его ум¬ственно неполноценным.
— А ты, Меф, научился рассуждать? — спроси¬ла она.
— То есть?
— Ну ты же дерешься на железках вроде? Зачем тебе рассуждать?
Меф дернул плечом. Дафна почувствовала, что шутка не вышла. Так, небольшая злобная вылазка, не более того.
Мошкин грустно стоял у окна и смотрел во двор. Потом выглянул в коридор и стал прислу¬шиваться к замирающим звукам в шахте лифта. Там что-то пощелкивало и гудело. Это заблуждение, что лифты мертвые. Даже ночами, когда их никто не вызывает, они живут своей жизнью. Не исключено, что они думают о чем-то вечном, не¬доступном простому человеческому пониманию.
— И что мы тут будем делать? Просто ждать, да? — спросил он.
— Просто ждать, — отвечала Даф.
— Пока не придут стражи из Тартара и не убь¬ют нас?
Даф воздержалась от ответа. «Да, — подумала она, — придут и попытаются убить. Вопрос толь¬ко когда». Сколько времени у них в запасе? День? Два? Неделя? Главное теперь не перегореть до боя. Скорее бы Эссиорх вернулся. Жаль, что, потеряв дар, она не может вызвать его силой мысли, как прежде.
Меф осмотрел пол и встал на кулаки. Рядом на выщербленный паркет он положил меч. Два змеи¬ных глаза на рукояти смотрели на Буслаева с укором. Меч не любил бессмысленной физухи, заби¬вающей мышцы перед возможным боем. Он ско¬рее предпочел бы, чтобы Меф поработал на гибкость или на скорость. «Не майся дурью, хозя¬ин! Холодное оружие не для мускулистых брой¬леров», — говорил меч Древнира всем своим ви¬дом.
— А Улита с нами почему не пошла? Чего мы одни-то сюда приперлись? — подозрительно спросил Чимоданов, обожавший во всех формах коллективную ответственность. Ната фыркнула.
— Зачем тебе Улита? Она с утра была не в духе. Она бы пнула тебя своим хорошим настроением и пошла дальше.
— Ну и ладно, — сказал Петруччо. — Зато, под¬черкиваю: в битве приятно иметь ее рядом.
— Ее?! Да ее ранят всегда в первые пять ми¬нут! — возмутилась Вихрова, которая терпеть не могла ведьму.
Меф невольно усмехнулся.
— Меф, как ты ухитряешься ничего не боять¬ся? Ты ведь не боишься, да? — робко спросил Мошкин.
Меф повернул к нему лицо.
— Ничего не боюсь — это слишком абстракт¬но. Я боюсь кучи вещей. Что меня бросит Даф, на¬пример. А чего я органически не переношу, так это звука шуршащей газеты. Мне хочется лезть на стену, кусая обои.
— Но ведь нападения темных стражей ты не боишься? — продолжал допытываться Мошкин.
Меф пожал плечами, насколько это было воз¬можно стоя на кулаках. Резинка, скрепляющая сзади его длинный хвост, лопнула, и волосы за¬крыли ему глаза. Ната удовлетворенно кивнула. Небось с резинкой это были ее проделки.
— Не-а, почему-то не особо, — признал Меф.
— Почему?
— Человек боится вечно не того, чего ему сле¬дует бояться. Например, всю жизнь уверен, что умрет от болезни сердца, бережется, дважды в не¬делю бегает на кардиограмму, жрет тонны ле¬карств, достает родственников, а на семьдесят втором году жизни по дороге на очередное об¬следование его тупо размазывает троллейбусом по припаркованному впереди грузовику, Разве не глупо? — заявил Меф.
Ната расхохоталась. В отличие от Дафны она любила черный юмор.
— Если серьезно, я давно понял, что страх не¬продуктивен. Он напрасно пережигает силы. Страх нужен лишь во время битвы, и то чтобы помнить о защите. В остальное время полезно расслабиться. В общем, Мошкин, не грузись, и не вцепляйся в рукоять меча, как в поручень трол¬лейбуса. А то пальцы разожмутся, когда тебе дей¬ствительно придется за него взяться, — добавил Меф.
Рассуждать, стоя на кулаках, было не особо удобно, но он пока не устал и говорил свободно, не задыхаясь. Вот минуты через три совсем дру¬гое дело. Тут уже придется думать о каждом вдохе и выдохе.
— Вообще да. Происходит обычно то, чего бо-ишься. Если же ничего не боишься — ничего не происходит. Страхи даны нам, чтобы мы ничего не достигли в этой жизни и ничего не успели, — негромко согласился Мошкин.
Даф с уважением взглянула на него. Она давно заметила, что из всех троих (Ната, Мошкин, Чимоданов) Евгеша самый вдумчивый.
— Кстати, по поводу меча... Я никогда не де¬русь, если есть хотя бы малейший шанс уладить дело мирно. Хотя бы в ущерб репутации, — продол¬жал Мошкин. Его явно укусила муха серьезности.
Меф уставился на него с недоумением. Он интуитивно чувствовал, что Мошкин не трус. Ти¬хий Мошкин был способен на подвиг, а громкий и тянущий на себя одеяло Петруччо — нет. Какие же они все-таки сильные, эти якобы слабые люди!
— Ты серьезно? Никогда не дерешься?
— Нет. Я и оружия с собой не ношу. Даже обыч¬ного ножа. Сейчас только меч взял, потому что Арей заставил. Взял, да?
— Тебе лучше знать. Но почему?
Евгеша смутился, но потом, видно, решил ска¬зать правду.
— Мне бабушка когда-то сказала, не помню уж по какому поводу: сталь притягивает сталь, а зло¬ба — злобу. Я вначале не сообразил, о чем она, а затем понял.
— А я нет, — сказал Меф.
Руки начинали уже немного уставать, и это сразу отразилось на голосе.
— У нас был в классе парень, Серега, — про¬должал Мошкин. — Он занимался каким-то руко-ногомахательством лет с десяти. Вечно ходил пе¬реломанный: то нос, то кисть, то ребро ему сло¬мают, то ухо порвут. Подбитый глаз вообще в порядке вещей. Я вначале думал: на секции в спар¬ринге, а потом, оказалось, нет. Просто этот Сере-га все время и в школе, и на улице вечно влипал в истории. Толкнут его, или ему покажется, что кто-то на него не так смотрит, или машина обрызга¬ла — он сразу в драку. А за полгода, как я к вам по¬пал, его кто-то в бедро ножом ткнул. Он с кем-то завязался, а к нему сзади подошли и — пырк! Он даже не видел, кто. Хорошо, что не насмерть.
Меф засмеялся.
— Смешно-то смешно, но я потом видел, как он на стул садился и к доске выходил. Мало весе¬лого. Ведь мало же, да? — укоризненно сказал Мошкин.
— Сложный случай, — согласился Меф. — По¬хоже, это именно тот случай, когда человек сам на себя притягивает неприятности. У меня дядя такой, да и на меня порой находит.
— Не в том дело. У него хранитель был плохой. Невнимательный. Наверное, из тринадцатого от¬дела, — объяснила все по-своему Даф.
— Почему из тринадцатого? — удивился Меф.
Даф промолчала, лишь многозначительно на¬дула щеки. Она сама была из тринадцатого. Это был отдел молодых стражей-лоботрясов, не имею¬щих, по мнению старших, особых талантов и пер¬спектив.
— Если рассматривать мир как большое обще¬житие, то основа комфортной жизни в общежи¬тии — лояльность и миролюбие. Любые разборки приведут лишь к тому, что коридоры будут зага¬жены, лифты испорчены, а на лестницах — засо¬хшая кровь, — сказала Даф, вдохновленная Евге-шей на абстрактные рассуждения.
— Ну а если я агрессивен? Если мне надо ото¬рваться? — возмутился Меф.
— Займись боксом или историческим фехто¬ванием. На худой конец можно просто попинать диван.
— Пробовал как-то, — признался Меф.
— И что?
— Да ничего. Пальцы отшибаешь. Уф... Ну хва¬тит!
Убедившись, что время стояния на кулаках ис¬текло, Буслаев сел и отряхнул с костяшек пальцев вдавившиеся в них крошки.
— Ну и неряха этот Эссиорх! Интересно, он хотя бы подозревает о таком прогрессивном изо¬бретении человечества, как пылесос? На худой конец, существует веник! — сказал он.
Даф хотела вступиться за своего хранителя, но тут что-то, прячущееся в кармане джинсов, на¬стойчиво обожгло ей бедро. Поспешно сунув ру¬ку в карман, она достала перстень повелителя джиннов.
— Гюльнара чего-то хочет. Кольцо горячее, — шепнула она Мефу.
— Почему ты думаешь, что Гюльнара? Может, сам повелитель притащился? — с подозрением спросил Буслаев.
— Нет, это Гюльнара, я знаю.
— Ну так выпусти ее! Бедняга засиделась... — посоветовал Меф.
Дафне не хотелось рисковать.
— А обратно как? Она особа своенравная. Не факт, что послушается перстня. В прошлый раз он у тебя был, — сказала Дафна.
— Она теней боится. Прогоним, — настаивал Меф.
Дафна поневоле согласилась. Оставив осталь¬ных в комнате, они с Мефом отправились на кух¬ню, где Дафна без большого желания выдернула из кувшина пробку. На сей раз Гюльнара была на¬строена миролюбиво. Ее взгляд скользнул по ру¬кам Мефа, затем по рукам Дафны, которая только что надела кольцо на безымянный палец правой руки.
— Ого! Ты продал меня, душа моя? «Ты помнишь, изменщик коварный, как я доверялась те¬бе?» — укоризненно сказала она Мефу.
— Не продал. Просто отдал перстень. Теперь ты будешь слушаться Даф.
— Привет, блонди! Теперь, выходит, ты моя хозяйка? Какая жуть! Всю жизнь этого боялась! Женщина-руководитель — это хуже, чем наню¬хавшийся грибов берсерк в детском саду!
— Что ты хотела? — хмуро просила Дафна.
— Я хотела? — растерялась Гюльнара. — А, да! Мне неуютно находиться в квартире, в которой живет хранитель из Сфер. Не то чтобы совсем не¬возможно, но не особенно приятно.
— Сочувствую, но ничем помочь не могу. Гюльнара и не просила помощи. Она уже ду¬мала о другом.
— Это правда, что он в красивом молодом теле?
— Откуда ты знаешь? — удивилась Дафна, сво¬им вопросом невольно давая ответ.
— Мы, джинши, это чувствуем. Он, кстати, же¬нат?
— Вопрос скорее к Улите, чем к нам, — сказал Меф.
— Кто такая?
— Невеста. Гюльнара поморщилась.
— Фуй, как банально! Напомните мне, чтобы я ее убила. Хотя это пока неактуально. Все равно этого вашего хранителя скоро грохнут.
— ГРОХНУТ? — ужаснулась Даф.
— Да. Возможно, его бессмертная сущность и уцелеет, но тело... Его песенка, по ходу дела, спета. Не исключено, что в следующий раз он воплотит¬ся в теле восьмидесятилетней бабульки. Невеста будет счастлива. Они вместе смогут лузгать се¬мечки на скамейке в парке, — с издевкой сказала Гюльнара.
— Откуда ты знаешь, что на Эссиорха нападут?
— Видишь ли, сердце мое, мы, джинши, наде¬лены интуицией. Над аурой вашего друга точно топор навис. У него остался час, от силы два. Если, конечно, вы не успеете. А вы не успеете.
Меф быстро просчитывал варианты.
«Лигул... Он уже знает, что Дафну лишили си¬лы. Нам одним с тартарианцами не справиться. Значит, к кому мы обратимся за помощью? К Эс-сиорху. Но откуда Лигул вообще знает об Эссиор-хе? Ах да, Тухломон! Он видел его зимой!»
— Где Эссиорх сейчас? — спросил он у джинши.
— Не знаю точно, но по ходу дела определюсь. Я неплохо ощущаю направление, — заверила его Гюльнара.
Не теряя времени, Меф шагнул к двери.
— Тогда пошли! Прямо сейчас! Ну! Гюльнара не тронулась с места, искоса погля¬дывая на Дафну.
— Мой хозяин не ты. Не надо было расшвыри¬ваться колечками, — напомнила она.
— Не хочешь, как хочешь. Тогда я пойду один. Гюльнара пожала плечами.
— Да хоть в окно прыгай. Я это как-нибудь пе¬реживу!
— Разве ты не возьмешь меня с собой? — спро¬сила Даф.
— Нет. Придумай сама себе такой отказ, кото¬рый тебя не обидит, — отвечал Меф, проверяя, легко ли выходит из ножен меч Древнира.
Он мог бы этого не делать. Некогда светлый клинок, прошедший множество перерождений, покинул ножны с нетерпением рвущейся на про¬гулку молодой собаки. Загнать его обратно, не на¬поив кровью, было непросто. Вот и теперь, вы¬двинув меч всего на полпальца, обратно Меф втолкнул его со значительным усилием. Клинок позванивал и обиженно ныл, как сынок террори¬ста перед магазинчиком с боеприпасами.
Дафна упорно продолжала смотреть на Мефодия. Он же постепенно начинал понимать, что от нее не отделаться. Она страж Мефа и не покинет его никогда.
— Ладно. Только не надо смотреть на меня так укоризненно. А то я буду думать, что пропустил какую-нибудь важную годовщину, типа первого совместного поедания мороженого в парке, — буркнул он.

Глава 9
ГАДСКОЕ ГАДСТВО КАК СИНДРОМ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ

Coram me tecum eadem haec agere saepe conantem deterruit pudor quidam paene subrusticus, quaenunc exprimam absens audacious, epistola enin non erubescit1
Цицерон

______
1При встречах с тобой мне часто хоте¬лось сказать тебе об этом, но меня удержи¬вал какой-то едва не дикарский стыд; те¬перь, находясь вдали, я буду более открове¬нен — ведь письмо не краснеет (лат). — Обращение Цицерона к историку Лукцию с просьбой прославить его имя в своих сочинениях.
_______

Дафне повезло меньше, чем Мефу. После телепортации Буслаев и Гюльнара оказались сразу у ангара скульпторов, Дафна же материализова¬лась в двух шагах от охранника, истуканом тор¬чавшего у единственных ворот бетонного забора. В выборе места материализации наверняка не обошлось без лукавого участия Гюльнары.
Охранник, здоровенный мужик в черном кос¬тюме, ощутимо страдал от двух вещей: от скуки и от наличия галстука. В правом ухе у него красо¬вался наушник рации. Когда Даф попыталась пройти на территорию, он заступил ей путь и ле¬ниво мотнул головой. Топай, мол, отсюда. Не по¬ложено.
Вообще-то стоять на воротах не его обязан¬ность. Он был водителем и телохранителем чело¬века, которому принадлежала вся территория. Полчаса назад они подъехали к воротам и обна¬ружили, что оба сторожа в будке годны только на просмотр советских мультиков. Даже попав под грозные очи, сторожа не оправдывались, а лишь мычали с сакральной таинственностью. В резуль¬тате сторожа были отправлены проспаться, а тело¬хранитель временно оставлен караулить ворота.
— Ты что, не поняла, подруга? Нельзя сюда! — повторил охранник.
Даф испытала обиду. Совсем недавно ей доста¬точно было поднести к губам флейту, и ее про¬пустили бы куда угодно, хоть в Кремль. Теперь же она не могла ничего. Но все же Даф взяла себя в руки и решила действовать другими методами.
— Доброе утро! — поздоровалась с охранни¬ком Дафна, одаривая его улыбкой щенячьей радости. В общем реестре улыбок это была улыбка № 9.7. Цифра «семь» после точки означала моди¬фикацию: нейтрально приветливая без заигры¬вающего подтекста.
Охранник в ответ изобразил губами нечто вроде судороги. Улыбаться он не умел. Умел толь¬ко гоготать, но и то не на работе. Тщетно прождав хоть какого-то ответа, Даф посмотрела на солнце и хлопнула себя ладонью по лбу.
— Простите, я такая ужасная дура! Конечно, уже добрый день!
— Че? — не включился охранник.
— Ну как же! Вы мне не ответили, потому что уже не утро, а день! — пояснила Даф.
Охранника это не впечатлило.
— Да плевать мне, что день! Хоть вечер.
Видя, что и здесь она зашла в тупик, Даф по¬спешно принялась искать другую тему для разго¬вора.
— Меня, знаете, один вопрос давно интересу¬ет. Можно задать?
— Ну! — сказал охранник.
Даф торопливо принялась придумывать во¬прос.
— Э-э... Вам не обидно, когда кого-то зовут точ¬но так же, как вас? — проникновенно спросила Дафна.
— Че-е-его?
Даф стала пояснять.
— Ну, скажем, вас зовут Максим. И вот вы иде¬те, а за вашей спиной кто-то орет: «Макс, Макс!» Вы оборачиваетесь, думаете, мол, кому это я ну¬жен, и вдруг понимаете, что зовут-то вовсе и не вас, а какого-то малыша, который пока что с горшком в одном комплекте продается. Что вы испытываете в этот момент? Нет ли у вас ощуще¬ния некоторой сущностной вторичности, если вы понимаете, о чем я.
Охранник засопел, потерявшись в потоке слов.
— Я не Максим! Я Миша. Топай отсюда, девоч¬ка! — сказал он.
Даф обрадовалась. Все-таки как-никак связная речь. Контакт налажен.
Охранник тем временем смотрел на Даф взглядом, в котором определенно прослежива¬лась нить какой-то мысли.
— Слышь, ты, я не понял: чего ты мутишь? Че те на? — спросил он.
— Мне надо на территорию. Всего лишь.
— Не пущу! Топай отсюда! По-хорошему ска¬зано!
Дафна вздохнула. Она уже начинала терять терпение, и это ее удручало.
— Послушайте, уважаемый! Вы подтверждаете, что я исчерпала запас вежливости и уговоров? — спросила она.
Охранник заинтересовался. Даже склонил го¬лову набок. Ему явно было интересно, что после¬дует дальше.
— Ага, подтверждаю, — сказал охранник.
— И подтверждаете, что нормальных слов вы не понимаете?
— Подтверждаю! — охранник лениво шагнул к Даф.
Дафна отскочила и торопливо потерла пер¬стень джинна. Охранник наблюдал за ее движе¬ниями с любопытством.
— Красивое колечко! Какая проба? Пятьсот во¬семьдесят пятая? — спросил он.
Ласковый влажный туман обвил его, начиная с ног, как удав обвивает свою жертву. Охранник ис¬пуганно скосил глаза и увидел красивую женщи¬ну с миндалевидными глазами, сквозь которую бесцеремонно просвечивал бетонный забор.
— Мама! — тихо выдохнул охранник. Щепетильная Гюльнара обиделась.
— Какая я тебе мама, муж козы? Ты бы еще ба¬бушкой меня назвал! — сказала она, ленивым прикосновением извилистого ногтя заморажи¬вая охраннику рот. — В чем дело, блондинка? Сложности? — спросила Гюльнара у Даф.
— Меня не пускают, — пожаловалась та. Гюльнара зацокала языком, вскинув к небу руки.
— Какой кошмар! Блондинку и не пускают!..
Как ты посмел не пустить блондинку, неверный? Не пускать можно брюнеток! Ох уж эти опасненькие шустренькие брюнеточки! Все разнюхают. Блондинок же пускают всегда. Они все равно ни¬чего не запомнят.
— Гюльнара! — сказала Даф с укором.
— Что Гюльнара? Согласна, бывают шпионя¬щие блондинки из перекрашенных брюнеток. Этих опять же ты можешь не пускать и будешь кругом прав, — рассуждала джинша, нежно сколь¬зя ногтем по перекошенному рту охранника. — Ну-с, так какое наказание мы изберем для невер¬ного? Сразу казним или помучаем? Ну там кожу сдерем, чтобы было немного бо-бо. Мне больше нравится вариант два.
— М-м-м! — замычал охранник, делая безус¬пешную попытку вырваться. Ему в равной степе¬ни не нравились оба варианта.
— Не надо! Не смей! Просто убери его куда-ни¬будь, и все! — приказала Дафна.
На всякий случай, чтобы Гюльнара не упрями¬лась, она потерла перстень. Джинша хмыкнула и щелкнула пальцами. Охранник исчез.
— Где он? Он жив? — забеспокоилась Дафна. Выражение лица Гюльнары ей совсем не нра¬вилось.
— Вполне. Из Таджикистана он как-нибудь дое¬дет. Теплый климат, гостеприимный народ, чудесные, разве что немного упрямые ослики, — ехид¬ным голосом сказала Гюльнара.
— Но я не просила отсылать его в Таджики¬стан!
— Но ты этого и не запрещала! Практикум по общению с джиннами. Если хочешь, чтобы джинн все сделал правильно, всегда точно называй место. В сущности, я могла забросить его и в океан, и в жерло вулкана. И в том, и в другом случае это от¬вечало бы условию: «куда-нибудь», — нравоучи¬тельно сказала Гюльнара.
Неожиданно ангар, чья блестящая крыша бы¬ла видна от ворот, окутался потрескивающим фиолетовым сиянием. Дафна и джинша заметили это почти одновременно. Дафна метнулась к ан¬гару, однако Гюльнара успела перехватить ее.
— Ты что, ослепла? Не суйся! Там кто-то кого-то убивает...
— Знаю! Отпусти!
Гюльнара облизала губы. Язык у нее был оран¬жевый.
— Ты уверена, что тебе туда надо, блондинка? Чем ты будешь сражаться: визгом? Или предпочи¬таешь царапаться и кусаться?
Дафна не слушала. Рвалась. Она уже понимала, что там внутри — Меф и Эссиорх. И оба, возмож¬но, на волоске от смерти.
— Отпусти! Я должна быть там!!! Я приказы¬ваю! Я твоя хозяйка!
Джинша неохотно уступила. Должно быть, ей пришло в голову, что ее хозяйкой Дафна будет лишь до тех пор, пока она, Даф, жива.
— Ну визгом так визгом! В крайнем случае мо¬жешь прицельно плеваться ядом. Правда, у блон¬динок он слабенький, если они, опять же, не пере¬крашенные брюнетки.
Подбежав к фиолетовой завесе, Даф останови¬лась. Ей пришло в голову, что теперь, когда она лишена дара, темная магия распылит ее в момент, когда она попытается пробежать сквозь нее. Гюль¬нара, знавшая это не хуже Даф, усмехнулась. Она скользнула за трепещущий занавес и останови¬лась. Джинша стояла точно под водопадом фио¬летового сияния. Струи магии облегали ее, одна¬ко внутрь джинши не проникали.
— Тебе придется пройти сквозь меня, блон¬динка! Только сделай это побыстрее... Уважающие себя джинны терпеть не могут, когда сквозь них шастают, — сказала Гюльнара.
Не заставляя себя уговаривать, Даф решитель¬но скользнула сквозь джиншу. Внутри Гюльнара была безумно холодная. Дафне показалось, будто она нырнула в прорубь. У нее даже дыхание пере¬хватило. Ничего себе пылкая восточная натура! Да у Дафны зрачки едва не замерзли!
— Но-но, блондинка, а вот грубить не надо! Поверь, если бы я захотела, то стала бы такой го¬рячей, что ты сварилась бы заживо! — возмути¬лась подзеркаливающая Гюльнара.
Дафна ворвалась в ангар, пробежала несколь¬ко шагов и остановилась, озираясь. Она не знала, ни с кем будет сражаться, ни как. Однако сражать¬ся ей не пришлось. Почти сразу Даф стало ясно, что они опоздали. Битва уже завершилась.

***

Бывают вещи, которые невозможно объяснить с точки зрения логики. Логика безнадежно курит на балконе, роняя вниз красные кометы окурков и поплевывая на крыши припаркован¬ных машин. Хотя, если посмотреть на дело с дру¬гой стороны, единственной случайностью в мире было возникновение самого слова «случайность». Произошло это, видимо, в момент, когда первый питекантроп шарахнул дубинкой по черепу пер¬вому неандертальцу и после, зажатый им в расще¬лине скалы, пытался ввести его в заблуждение фразой: «Ты чего, брат? Я ж случайно».
Одной из таких логически необъяснимых ве¬щей было то, что Мефодий Буслаев был перене¬сен Гюльнарой в ангар спустя ровно полторы се¬кунды после того, как там появились убийцы из
Нижнего Тартара. Все трое уже устремлялись к Эссиорху, когда меч Древнира без замаха легким движением отрубил — почти сбрил — одному из них кисть, сжимавшую саблю. По неизвестной причине на этот раз кисть не спешила прирас¬тать. Правда, успех был сугубо временный. Боец из Нижнего Тартара мгновенно повернулся к Мефу гнилым черепом и, подобрав клинок, атаковал Буслаева левой рукой, в то время как его отруб¬ленная кисть уже резво подползала к Мефу. Ее си¬ние пальцы шевелились, как паучьи лапы. Из об¬рубка с торчащей костью сочилась мутная слизь.
Проскочив сквозь строй врага, Меф пробился к Эссиорху. Кареглазое забился под верстак и, об¬няв колени, сидел там с хитрым видом, прикиды¬вая, что ему теперь долго будет о чем рассказы¬вать за пивом друзьям.
Заметив Мефа, Эссиорх удивленно вскинул брови. Он, видно, не совсем еще понимал: на чьей стороне Меф и не он ли привел сюда тартарианцев.
— Привет, светлый! — буркнул Меф небрежно, чтобы хранитель не зазнался. Свету и тьме поло¬жено держать дистанцию.
Эссиорх не остался в долгу.
— Привет, наследник не помню чего! — отве¬чал он в тон.
Видя, что Эссиорх настороженно поглядывает на его меч, Меф повернулся к нему спиной. Уж что-что, а в спину уважающий себя хранитель ни¬когда не атакует. Именно поэтому хранителей не особо много и осталось, пусть даже и в Прозрач¬ных Сферах.
Дальнейшее общение стало проблематичным. На них напали. Как все опытные стражи мрака, беглецы из Тартара исчезали и возникали внезап¬но. Будто на танцплощадке ночного клуба, когда в кромешной тьме прожектор начинает отстрели¬вать короткие серии серебристых лучей.
Меф наносил удары быстро, не задумываясь, больше внимания уделяя защите, чем атаке. Од¬новременно он стремительно перемещался, по¬нимая, что стражи, исчезнув, будут пытаться ма¬териализоваться у него за спиной. Рубящих уда¬ров Меф избегал, предпочитая колющие выпады снизу или в голову. В плане защиты они были бо¬лее безопасны, позволяя не приближаться к про¬тивнику ближе, чем это было разумно.
Отморозки из Нижнего Тартара действовали быстро и слаженно. Появление Мефа не вызвало у них особого удивления. Да и вообще никаких чувств темные стражи не проявляли. Эмоциональ¬но они были чуть сложнее отбойного молотка.
Теперь же, пока один тартарианец с полыхаю¬щим полукругом сабли наскакивал на Мефа, дру¬гой гнался за Эссиорхом. Тот торопливо припоминал ускользающую из памяти формулу защит¬ного огня и, улепетывая, швырял в противника кусками мрамора и гранитными головами. Кареглазов уныло пыхтел, наблюдая, как очередная его работа разлетается в куски.
Эссиорху приходилось хуже, чем Мефу. Он не имел преимущества Дафны, которая, атакуя стра¬жей на Лысой Горе, находилась все же на прилич¬ной высоте. А тут попробуй-ка высвободи силу, когда за тобой несутся по пятам. Страннее всех вел себя третий страж из Нижнего Тартара, поя¬вившийся позднее других. Отбежав, он отшвыр¬нул клинок и стал делать нечто совсем необычное. Наклонился и, удерживая в руках что-то невиди¬мое, теперь пытался поднять его. Во всей фигуре заметно было огромное мучительное усилие.
Эссиорх всмотрелся в него и вдруг вспомнил.
— Меф!.. Кареглазое! Глазай закрывай! Глазай! — заорал он что было мочи, производя на свет до сих пор не существующее властное и ем¬кое слово «глазай».
«Он спятил! Меня же убьют!» — подумал Меф, едва успевая отбиваться.
Третий страж разжал руки. Незримое и страш¬ное с низким гулом понеслось к полу и...
Меф все же успел интуитивно сделать то, о чем кричал ему Эссиорх. Закрыл глаза. Тугая волна воздуха, похожая на волну от пронесшейся электрички, толкнула его, однако он устоял. Решив, что опасность миновала, Меф попытался открыть гла¬за. Слишком рано.
Пустота. Мрак. Страх. Буслаеву показалось, что он задохнулся. Он не видел своих рук. Не ощущал движений. У него не было глаз, слуха, дыхания. Меф даже не знал, продолжает ли он еще сражать¬ся. Мозг отдавал приказы, пытаясь исполнить не¬что вроде веерной защиты, но вот слушался ли его меч? И был ли вообще меч? Вокруг не сущест¬вовало ничего, кроме сгущенной тьмы. Меф за¬орал, пытаясь докричаться до Эссиорха, но не ус¬лышал своего голоса.
Мефа не удивило бы даже, скажи ему кто-то, что его тело распылено по галактикам. Мало ли какую силу могли высвободить тартарианцы? Время остановилось. Стало липким и противным, как забытый на подоконнике растекшийся пла¬стилин.
«Может, меня уже убили? И я мертвый...» — по¬думал Мефодий.
На всякий случай он не прекращал веерную защиту, одновременно пытаясь перемещаться. Однако все движения стали для него сугубой абст¬ракцией. Тела не существовало. Даже если бы его ранили, Буслаев едва ли ощутил бы это.
«Считаю до десяти и останавливаюсь. Потому что меня точно убили и рыпаться глупо», — сказал себе Меф, однако прежде, чем он произнес «четыре», огненный сполох прорезал мрак.
В сгустившейся тьме распустился сияющий огненный цветок. Меф ожидал, что вот-вот он по¬гаснет, но бутон не погасал. Он то уменьшался до крошечной искры, то вновь выстреливал несколь¬ко коротких ослепительных вспышек. Цветок и ободрял, и утешал, и поддерживал, и давал силы бороться. Это был сгусток света и радости. Каза¬лось, можно смотреть на цветок бесконечно, не желая йичего больше. Никогда прежде Меф так не желал света и так к нему не стремился. Это была нить, держась за которую он выползал из затяги¬вающей его зыбкой трясины мрака.
Вспышки становились чаще и одновременно бледнели. Пятна острого света расползались, за¬полняя пространство. Мало-помалу Буслаев об¬рел ощущение времени. Вот уже из мрака просту¬пили стены ангара и его собственный, бестолко¬во рассекающий пустоту меч. Меф с удивлением смотрел на кисть, которая, вращая клинок, уве¬ренно пропарывала им воздух. Это было нелепо и даже немного граничило с идиотизмом, потому что на Мефодия больше никто не нападал.
Мефодий обернулся. Ни одного стража из Нижнего Тартара в ангаре не было. Рядом с Эссиорхом стояла уже знакомая ему валькирия-оди¬ночка. На щеке у валькирии сразу под глазом был длинный порез. Скорее всего валькирию оцара¬пало осколком стекла. В руке у одиночки медлен¬но погасало копье.
— Ирка... А, да... Здорово, что ты здесь, — сказал Меф, недоверчиво прислушиваясь к своему ох¬рипшему голосу.
Валькирия испытала дикое раздражение. На лице у Мефа было буквально написано: «А, да... знал я одну такую. Но это, конечно, не ты. И вооб¬ще расплодилось этих Ирок. Скоро будет больше, чем Лен»,
Мефа мало смутило Иркино раздражение. Он его даже не заметил. «Мужчины, как всегда, край¬не наблюдательны. Чтобы они что-то сообрази¬ли, надо бросить в них стулом, а потом сказать милым голоском: «Здрасте!» — подумала Ирка.
— Что это было? Я ничего не видел. Время ис¬чезло. Я думал, у меня нет тела, — сказал Меф.
— Магия мрака... Примерно такая же, как на глубинах Нижнего Тартара. Если бы ты не закрыл глаза — тебе бы их выжгло. А вот открыть ты их поспешил, за то и поплатился, — пояснил Эссиорх.
Он выуживал из-под верстака Кареглазова, на румяном лице которого отражалось радостное недоумение. Скульптор послушно моргал глазка¬ми: уж он, должно быть, не спешил распахивать их без команды.

В трех шагах от Эссиорха томился Антигон, так и не определившийся, кого ему шарахнуть бу¬лавой. Багров, скрестив руки на груди, стоял у входа в ангар и следил за Мефом взглядом, пол¬ным холодного презрения. Меф хотел ответить ему таким же взглядом, но подумал, что зыркать глазками — это детский сад. Хочешь драться — дерись. Хочешь глазеть — покупай билет в музей. В будние дни школьникам бесплатно.
— Я тоже рад тебя видеть, родной! Если хо¬чешь предложить мне что-то, кроме своих симпа¬тичных глазок, я всегда готов! — сказал Мефодий Багрову.
Матвей двинулся было вперед, но Ирка его ос¬тановила.
— Нет, — сказала она. — Не сейчас! Уроды из Тартара могут вернуться.
— Значит, ты не смогла убить их, — сказал Меф. По правде говоря, его это не удивило.
— Нет. Но все же им потребуется время, чтобы залечить раны. Я их немного поцарапала... — ос¬торожно сказала Ирка.
Антигон захихикал.
— Немного поцарапала! Ну мерзкая хозяйка и сказанет! Да через эти царапинки можно проло¬жить рельсы и пускать детскую железную доро¬гу! — заявил он.
— Или всунуть лампочки и включать елочную гирлянду! — предложил Багров.
Ирка поморщилась. Оба были чудовищно ост¬роумны. «С таким остроумием и анекдоты не нуж¬ны. Сам себе пальчик показал и смейся! Полное самообслуживание!» — подумала Ирка.
Неожиданно она услышала голос, без особого восторга процедивший:
— Валькирия! Хм... Радует, что хотя бы не блон¬динка!
Ирка оглянулась. За ее спиной над полом па¬рила джинша. С ней рядом стояла Дафна. Обе появились в ангаре только что.
— У тебя пунктик на блондинках! Тебя кон¬кретно клинит! — с досадой сказала Дафна.
— Это потому, что я радикальная брюнетка! Но ты не зацикливайся на этом, блонди! Не на¬прягай память! Блондинкам это противопоказа¬но. Если слишком часто напрягать память, воло¬сы могут потемнеть, — предупредила Гюльнара.
Опираясь о плечо Эссиорха, Кареглазое обвел взглядом ангар. Дафна, Меф, Эссиорх, Ирка, Баг¬ров, Антигон да еще и парящая над полом джин¬ша, сквозь которую отличны видны были осколки мраморных фигур. На последнюю Кареглазое смотрел с заметным умилением. Даже попросил разрешения поцеловать ей руку, но, не преуспев, умилился еще больше.
— О, сколько гостей! Столько ко мне не явля¬лось, даже когда первая жена уложила меня в пси¬хушку! Она позвонила и сказала, что я гоняю зеле¬ных чертей, — сообщил он.
— А вы не гоняли? — усомнилась Гюльнара, скользнув проницательным взглядом по всклоко¬ченной бороде и красному, похожему на детскую пятку, подбородку скульптора.
Кареглазое справедливо вознегодовал.
— Обижаете: какие еще зеленые чертики? Это был всего лишь табун крошечных крылатых пега¬сов.
— Ка-а-к?
— Они пронеслись мимо с диким ржанием, один из них ударился о мой лоб и, прежде чем я опомнился, утонул в тарелке с супом. С тех пор я бездарен. Ну прямо-таки абсолютно. Убийство пе¬гасов — пусть и невольное — не остается безнака¬занным. И суп я есть тоже не могу, кстати сказать.
Скульптор пригорюнился. Меф и Дафна обме¬нялись понимающими взглядами. Ясно было, что Кареглазое человек свойский и удивить его не¬просто.
— Это бывает, — утешил его Багров. — У моего волхва во дворе росла яблоня с некими магиче¬скими свойствами, о которых мне здесь и сейчас не хочется упоминать. Музы, Полигимния и Тер¬психора, одна на лютне, другая на черепаховой
лире, повадились летать и воровать яблоки. Мой волхв высовывался в окно и палил в них из кава¬лерийских пистолетов.
— Зачем? Хотел убить? — заинтересовалась Дафна.
— Приличную музу из пистолета не убьешь. Из пистолета ее можно только смертельно обидеть. Да и потом, когда мой волхв действительно хотел кого-то убить, он делал это взглядом.
Кивая, Кареглазое подбежал к Багрову.
— Я понимаю вас, юноша! Я тоже убил свою му¬зу, причем очень жестоко, как садист. Завалил ее большим количеством могильных памятников. Чего стоила одна только статуя рыдающей вдовы! Ангельское личико, ноги гетеры-искусительни¬цы, шея Афродиты и железная сварная арматура внутри.
Ирка, долго смотревшая на Даф, решила пе¬рейти к самой неприятной для себя части зада¬ния. Она приблизилась и, глядя в сторону, сухо сказала:
— Какое-то время нам придется держаться вместе. Я должна тебя охранять. Оживленцы из Тартара нападут снова. Теперь они подготовятся лучше.
— Хорошо. Вместе так вместе, — кивнула Дафна. Она старалась быть приветливой, хотя и ощущала, что по какой-то причине не слишком нра¬вится валькирии.
— Не подумай чего плохого, светлая! У мерз¬кой хозяйки работа такая: спасать всякую шваль! — пояснил Антигон и тотчас пискнул: Ир¬ка больно ущипнула его за ухо. Правда, кикимор скорее обрадовался, чем огорчился:
— Ну нако¬нец-то! Хоть какие-то минимальные пытки! А то не жизнь, а сплошной зефир в шоколаде!
— Блондинка, скажи шантретке: «Все, что ты мне должна, шантретка, я тебе прощаю!» — посо¬ветовала Гюльнара. Да, что ни говори, а ее кон¬кретно заклинило.
Однако Дафна не склонна была повторять за джиншами заезженную чушь. Ситуация разрулилась сама собой. Снаружи что-то загрохотало. За¬цепив створку ангара, в мастерскую въехал видав¬ший виды «УАЗ» с открытым верхом. За рулем «УАЗа» сидел страстный хан Мамай. Рядом с ним на сиденье — Улита, в черном вечернем платье от Сальвадора Бузько и в жемчугах, на которые мож¬но было купить целый парк таких «УАЗов». На ко¬ленях у Улиты лежал новенький, в заводской смазке автомат Калашникова. Видно, ведьма со¬образила, что бегать за тартарианцами с рапирой не фонтан, и подготовилась чуть лучше.
— Где эти тартарианцы? А ну подать сюда Ляпкина-Тяпкина!.. Арея не было в резиденции, а мы с Мамаем сразу примчались! - задорно крикнула
Улита.
— Гадиков больше нет. Ты похожа на атаман¬шу, которая только что ограбила пассажирский поезд, — сказал Меф.
— Ты не подозреваешь, как близок к истине, Буслаев, — таинственно откликнулась Улита и, открыв дверь «УАЗа», спрыгнула на пол на оскол¬ки памятников.
— Тут грязно, императрица! Рискуете запач¬кать ножки! — влез Кареглазое.
Улита взглянула на него не без любопытства. Она потребляла лесть в любых формах. Грубую, умную, с хлебом, без хлеба. В этом плане ведьма была всеядна.
— Не переживайте, мужчина! Меня грязь не смущает! У меня было здоровое, близкое к приро¬де детство. Моя мама плевала на ложечку, после чего ложечка считалась условно вымытой, — зая¬вила она.
Беседуя с Кареглазовым, ведьма небрежно болтала автоматом. Когда дуло уставилось Эсси-орху в живот, он осторожно отвел его пальцем в сторону.
— Не целься в меня, если тебе не сложно! Та¬кие дырки плохо поддаются штопке. Ниточки, ви¬дишь ли, сложно подобрать! — попросил он.
— Да ну, ерунда... Я же ни на что не жму! — от¬махнулась Улита.
— Все равно, лучше бы ты выбрала какое-ни¬будь другое оружие.
— Какое какое-нибудь?
— Ну, скажем, нунчаки. Нунчаки — хорошее оружие.
— Возможно. Но их надо крутить, а я не Карл¬сон. Ненавижу все, похожее на пропеллер, — зая¬вила Улита.
Она, похоже, загорелась идеей понравиться Кареглазову и немного поиграть с Эссиорхом в ревнючку. Хорошая такая народная игра с зара¬нее не оговоренными правилами. Гимнастика для нервов, массаж для души. Чтобы автомат ей не ме¬шал, Улита перекинула его через плечо. Теперь дуло уставилось не в живот, а в грудь Эссиорху. Тот снова занервничал. Даже обычную пулю пе¬рехватить в воздухе непросто, а уж очередь заго¬воренных вообще нереально. Разумеется, бес¬смертную сущность не убьешь и заговоренной пулей, но вот бедное тело очень даже...
— Он хотя бы на предохранителе? — спросил Эссиорх, обращаясь к спине своей любимой.
Улита дернула плечом. Вследствие этого дви¬жения дуло автомата переместилось с груди хра¬нителя на его лоб.
— Какой же ты зануда, Эсичка! Конечно, да. А что такое предохранитель?
— Вот этого вопроса я и опасался... — заявил Эссиорх, решительно отбирая у ведьмы автомат.
Улита не протестовала.
— Фу на тебя, бяка противная! Забрал и играй¬ся себе... У нас в багажнике еще четыре таких. Я не знала, как они перезаряжаются, поэтому взяла не¬сколько уже заряженных, — заявила она.
— Весело, — сказал Меф. — И ты думаешь, что стражей из Нижнего Тартара можно прогнать за¬говоренными пулями?
— Попытка не пытка. Даже слону будет непри¬ятно, если в него долго и упорно пулять горо¬хом, — заявила Улита.
— Это только вопрос времени. Раз тартарианцев не убило копье валькирии, значит, не сущест¬вует артефактного оружия, которое повредило бы их телам. Рано или поздно они всех вас пере¬режут, — с предвкушением произнесла Гюльнара.
— При условии, что мы не найдем, где спрята¬ны их дархи, — напомнил Меф.
— Как мы их найдем? Земля большая, а если добавить еще хотя бы Верхнее Подземье, искать вообще бессмысленно... — безнадежно сказала Даф.
Эссиорх медленно покачал головой.
— Это не так. Искать бессмысленно только тем, кто не желает ничего найти. Дарх не иголка. Кроме того, дарх не должен быть далеко от стра¬жа, иначе тот не сможет воспользоваться его си¬лой. Не ошибусь, если скажу, что дархи тартарианцев где-то дразняще близко. Я все время пыта¬юсь услышать их зов, но пока не могу.
— Близок локоток, да не укусишь, — сказала Ирка.
— Это если поблизости нет пилы, — с усмешкой заметил Багров.
Никто не засмеялся, кроме Антигона. Правда, хохот у кикимора был такой, что Кареглвов, не привыкший к смеху нежити, в ужасе присел и за¬жал уши руками.
— И еще одно. Выпустив стражей из Нижнего Тартара, Лигул нарушил баланс света и мрака. В минуты, когда свету что-то угрожает, у некото¬рых людей открывается дар. Иначе быть не мо¬жет, — продолжал Эссиорх.
Мамай нетерпеливо нажал на сигнал. Гудок «УАЗа» простуженно взревел. Все разом огляну¬лись на хана. Тот размахивал руками с горячно¬стью восточного водителя и что-то орал, заглу¬шая свой голос сигналами.
— Чего он хочет? — спросила Дафна.
— Это он намекает, что пора смываться, — вспомнила Улита. — Телепортировать нам нельзя. Это ж не заглот, нас легко вычислить. Лучше удирать на колесах, разбрасывая стопорящие закли¬нания и рисуя руны. Если постараться — путани¬ца будет изрядная.
Меф с сомнением заглянул в салон «УАЗа».
— Мы туда не поместимся, — сказал он. Улита презрительно фыркнула.
— Ненавижу паникеров, особенно тех, кото¬рые выдают себя за наследников конторы! Если очень постараться, в «УАЗ» набивается человек десять. Если еще в багажник — двенадцать. И это без пятого измерения! Вопрос только в том — у кого лично я буду сидеть на коленях? У тебя, Эсик? Или будут другие занимательные предложения?
— Я не Эсик и не Эсичка! Попрошу это запом¬нить! — раздраженно произнес хранитель. — И вообще я поеду на мотоцикле. Я его здесь не брошу.
— О, мотоцикл! Как я могла забыть? Тогда я то¬же на мотоцикле! Шагом марш, бегом брысь!.. Стой, пупсик, не так резво! А донести меня до мотика на ручках? Ты что, не видишь, какая я вся за¬мученная?
Ведьма повернулась и стала картинно падать на Эссиорха. Хранитель был поставлен перед вы¬бором: или дать ей упасть, или подхватить. Есте¬ственно, он как служитель света выбрал второе и поволок Улиту к мотоциклу.
Багров проводил парочку насмешливым взгля¬дом.
— Профессиональная женская беспомощность. Пока она с тобой, в двух ключах путается, сдачу с десятки не подсчитает и лифт не знает, каким пальчиком вызвать. А когда виснуть не на ком, сейф ногтем откроет и за минуту посчитает в уме, сколько прибыли дадут две копейки, если про¬держать их в банке двенадцать лет семь месяцев и двадцать восемь дней, — негромко сказал он.
— А ты не дурак, некромаг! — оценила Гюльнара. — Хотя с одной оговоркой: есть вещи, которые безопаснее думать про себя, чем говорить вслух.
Забираясь на заднее сиденье «УАЗа», Дафна увидела на коврике соскользнувший букет.
— Что это?
— Черные розы! Вообще не знала, что такие бывают. Букет от Мамзелькиной. В розах была за¬писка с советом умотать куда-нибудь... Именно это мы и делаем, — сказала Улита.

Глава 11
ГЛИНЯШКИ
                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          Это только кажется, что за все платят деньгами. За все действи¬тельно важное платят кусочками души.
"Книга Мрака"

Оставшись одни в квартире у Эссиорха, Ната, Чимоданов и Мошкин скучали недолго. Ната ста¬ла рыскать в ящиках стола у Эссиорха. Чимода¬нов, не заморачиваясь с правами на частную соб¬ственность, принялся рыться в запчастях. Осо¬бенно ему понравилась цепь от мотоцикла. Он даже хлестнул цепью по столу, едва не задев Вихрову. Ната швырнула в Чимоданова книгой.
— Это был намек. В следующий раз кину чем-нибудь реально тяжелым, — сказала она.
Чимоданов намек понял и, сердито урча, как спешащий в могилу мертвяк, отодвинулся на безопасное расстояние. Ната продолжала возиться с ящиками. Ящиков в столе у Эссиорха было три. Два завалены все теми же скучными запча¬стями. В третьем Ната обнаружила заурядную с виду тетрадь с собакой на обложке. Попыталась открыть, но прозрачный белый огонь сразу охва¬тил ей руку до локтя.
Ната отскочила, замахала рукой и, видя, что сбить огонь не удается, рванула в ванную. Позвать на помощь Мошкина, который в углу комнаты скромно листал журнальчик для домохозяек, она не догадалась. Однако огонь погас еще на пороге, когда расстояние между Натой и тетрадью увели¬чилось метров до трех. Ната испуганно оглядела руку. Никаких ожогов. Даже едва заметные, похо¬жие на персиковый пух волоски на запястье не свернулись от жара.
— Ну и гады же эти светлые! — сказала Ната огорченно.
— Я бы на твоем месте радовался, что заклина¬ние ставили светлые, — заметил Чимоданов.
— Почему?
— Рука целая. Если бы заклинание ставили темные, у тебя бы торчала обугленная кость, а на ней некоторое количество готового шашлыка, — с явным удовольствием сказал Петруччо.
Евгеша закончил читать рецепт приготовле¬ния гуся с яблоками, грустно облизнулся и закрыл журнальчик для домохозяек.
— Только людям аппетит распаляют. Хотя я же, по-моему, не люблю гусей, нет? — Спросил он.
Мошкину никто не ответил. Его риторические вопросы чаще всего оставались без внимания. Ка¬кой-то звук привлек его внимание. Евгеша опус¬тил голову.
— Чемодан, ты кое-что забыл! Бомбу! — не по¬вышая голоса, сказал он.
Это было дело привычное. У ножки стула, на котором сидел Мошкин, что-то тикало. Неболь¬шой пакет, к которому был прикручен будильник. Чимоданов с воплями набросился на Зудуку. Тот забился за батарею и, защищаясь, кололся булав¬кой. После третьей попытки выцарапать его Чи¬моданов сдался.
— Только высунься! — пригрозил он и, вернув¬шись к бомбе, умело разминировал ее.
— Заряд не очень сильный. Но ножку бы ото¬рвало, — сказал он Мошкину.
Мягкий Евгеша не стал уточнять, какая ножка имеется в виду: ножка стула или его собственная. Или, может, обе сразу?
— У твоего Зудуки синдром эмоциональной недостаточности, — заявила Ната.
— Моральные уроды посылаются нам на пути затем, чтобы на их фоне мы больше ценили нор¬мальных людей. Когда еще так обрадуешься вкусу обычного супа, как не после супа пересоленно¬го? — нравоучительно произнесла Ната.
Она, как актриса, обожала испытывать себя в различных амплуа. В том числе в нравоучитель¬ном.
— Подчеркиваю! Мой Зудука не моральный урод, а моральный уродик. Разница колоссальная, особенно для понимающего человека, — мрачно сказал Чимоданов и погрозил батарее кулаком.
— Тебе виднее. Как-никак Зудука твое творе¬ние, а все, что мы делаем, вольно или невольно получается по нашему образу и подобию, — про¬говорила Ната.
Неожиданно Вихрова вскрикнула, не отрывая взгляда от окна. Это был холодный информатив¬ный вопль, ибо Ната всегда заботилась о том, что¬бы выглядеть уместно и случайно не использо¬вать больше эмоциональных сил, чем следует.
В стекле маячила плоская круглая рожа, совер¬шенно разбойничья по виду. Припухшие скулы, низкий лоб с выступом черных жирных волос и — главное! — в подлом предвкушении скаля¬щийся рот. Красные глазки быстро перебегали с Чимоданова на Нату, а с Наты на Мошкина.
Заметив, что обнаружена, рожа без спешки от¬липла, ухмыльнулась, зыркнула и исчезла.
— Кто это был? Комиссионер? — спросила Ната.
Чимоданов подошел к стеклу, открыл раму и после некоторого колебания потрогал остав¬шуюся на стекле грязь пальцем.
— Комиссионер-то он, может, и комиссионер, да только какой-то неправильный, — заявил он.
— Почему неправильный?
— Потому что это не пластилин. Абсолютно натурально не пластилин... — Чимоданов показал ей палец, покрытый коричневой, быстро засы¬хающей жижей.
— Вытри! — быстро сказал Мошкин.
— Зачем?
— Она разъела стекло. Это комиссионер, вы¬лепленный в Нижнем Тартаре. Обычные пласти¬линовые там сразу раскисают. Эти не такие гиб¬кие, как наши, не такие увертливые и хитрые. Эйдос им выцыганить сложно — мозгов не хвата¬ет, — сообщил Евгеша.
— А зачем тогда они нужны?
— Их используют как ботов или дублей — в сражениях на второстепенных участках. Для соз¬дания массовости, для разведки и просто как пу¬шечное мясо. Воины они не ахти, зато и вреда им особого не причинишь. Глина есть глина. Осо¬бенно огнеупорная. Картечь в ней застревает. Да¬же заклинания и те вязнут. Ну, кроме самых силь¬ных, конечно...
— Откуда ты знаешь? — спросила Ната.
Вопрос был сформулирован неверно. Мош¬кин сразу занервничал. Засомневался.
— Откуда я знаю, да? Мне ведь этого никто не говорил, нет?
Ната погладила его по голове. Ее слабая и тон¬кая рука наделена была особой силой. Евгеша от удовольствия едва не замурлыкал.
— Успокойся! Все хорошо. Тебя никто не руга¬ет. Тебе Арей сказал?
— Нет. Я читал. Я же много читаю, да?
— Много, родной, много. Все читаешь и чита¬ешь. А что им от нас надо, этим комиссионерам из Нижнего Тартара?
— Не знаю. Но если интересно, то можно спросить, — предложил Мошкин.
— У кого?
— Да у них вот!
Ната оглянулась. Окно было облеплено ухмы¬ляющимися разбойничьими рожами. Их было не меньше десятка. Судя по звукам, доносящимся из кухни, там вторжение уже началось.
— Что им надо? — нервно спросила Ната.
— Уж точно не твой автограф. Не хочешь по¬пытаться их охмурить? — поинтересовался Чи¬моданов.
Стекло треснуло. В комнату полезли комиссио¬неры. У некоторых в зубах поблескивали ножи. Мошкин выхватил меч. Чимоданов после непродолжительного размышления материализо¬вал боевой топор. С мечами у него не особо лади¬лось. Несмотря на все старания Арея обучить его бою на мечах, взъерошенному, маленькому, вспыльчивому Петруччо куда больше подходил топор. Интересно, как бы он отреагировал, скажи ему кто-то, что топор — любимое оружие гномов?
Услышав из коридора шум, Мошкин обернул¬ся. В дверях маячили еще рожи четыре. Тела у ко¬миссионеров были такие же липкие, как и их фи¬зиономии. Одежда висела на них клочьями. На ком-то были только штаны, на ком-то лишь пид¬жак. Все истлевшее и явно снятое с мертвяков. Не¬которые комиссионеры ограничились часами. Правда, ничего шокирующего хрупкую детскую нравственность в наготе комиссионеров не обна¬руживалось. Все они были абсолютно бесполы.
Мошкин и Чимоданов встали спина к спине. Чимоданов контролировал окно, Мошкин — тех, что прорвались через дверь.
— Когда будешь размахиваться топором, не попади мне по затылку! — попросил Евгеша.
Как всегда с ним бывало, в минуту реальной опасности он вел себя мужественнее, чем в мину¬ты опасности воображаемой.
— Я ведь не попаду, да? — передразнил Чимо¬данов.
На плечи к нему резво карабкался Зудука с карманами, полными петард. Ему помог стол, под который хозяин недавно бросил свой красный чемодан. Наступив на чемодан, Зудука переско¬чил с него на стол, а оттуда сиганул на плечи к Петруччо.
Ната попыталась атаковать комиссионеров ми¬мической магией. Пустые старания. Издеваясь над Натой, один из комиссионеров выдал своим гли¬няным лицом всю ее мимику. Все это было проде¬лано с такой обезьяньей пародийностью, что На¬та узнала себя. Ее передернуло. Почему-то со сто¬роны себя видеть куда неприятнее, чем кого-то другого. Видя, что от ее мимики пользы никакой нет, Ната поспешно забралась под стол и, обхва¬тив руками красный чемодан, загородилась им.
Комиссионеры толпились, теснили друг друга. На первый взгляд, их было не меньше двенадцати. Двое с секирами, имевшими на конце копейный выступ, трое с ножами, один с кавалерийским па¬лашом, остальные вооружены кто чем. Мелькали даже ржавые вилы (смерть не столько от укола — сколько от заражения крови) и бейсбольные би¬ты, которые так любят возить в багажниках тро¬нувшиеся на почве самообороны дядечки. При¬чем те же дядечки обычно возят с собой на случай отмазки и бейсбольный мячик Типа покатался на машинке — поиграл в бейсбол.
Комиссионеры суетились, мельтешили, кривлялись, прыгали, однако никаких реально враж¬дебных действий пока не предпринимали. Поль¬зуясь моментом, Зудука извлек из-за уха зажигал¬ку и, подпалив тройную петарду, швырнул ее в столпившихся комиссионеров.
— И... ди... от! — с опозданием крикнул Чимоданов.
Три слога, отделенные отточиями, в действи¬тельности были разделены тремя оглушительны¬ми взрывами. Это послужило сигналом. Один из комиссионеров ринулся вперед. Особой ловко¬стью он не отличался. Мошкин присел, ушел от выпада и мощным круговым ударом отсек ему обе ноги. Однако это ничего не решило. Вся толпа ко¬миссионеров бросилась на них. Чимоданов и Мошкин, до того пытавшиеся держаться вместе, были мгновенно разделены. Петруччо размахи¬вал топором, отпрыгивал, атаковал, проламывал комиссионерам глиняные головы и про себя удивлялся, что он еще жив.
Мошкин, у которого крышу сорвало не так ка¬питально, как у его приятеля, был, признаться, удивлен. Имея численное преимущество, комис¬сионеры легко могли перебить их, однако напа¬дали вяло, замедленно. Они не столько стреми¬лись поразить Евгешу и Чимоданова, сколько про¬рваться к столу, под которым пряталась Ната. Здо¬ровенный комиссионер, скалясь, уже колотил по

нему битой. Ната, загораживаясь чемоданом, пы¬талась пнуть его в коленную чашечку.
Несмотря на то что бойцы комиссионеры бы¬ли слабые, ученикам стражей приходилось нелег¬ко. Мошкину удалось снести две глиняные голо¬вы, отрубить четыре кисти и довести общее чис¬ло отсеченных ног до пяти. Раны в корпус он не считал. Комиссионерам они не были страшны. Напротив, существовал риск, что меч увязнет, и он не сумеет его выдернуть. Сам Мошкин зарабо¬тал две легкие раны и едва не повис на вилах, ко¬торые метнул в него один из комиссионеров. Спасло его лишь то, что он вовремя споткнулся.
Вскочив, Евгеша заметил, как два комиссионе¬ра выволокли из-под разбитого стола Нату и по¬тащили ее к окну. Тащили они ее странно — за ручку чемодана, в который Ната, мало что сооб¬ражая, вцепилась мертвой хваткой. Поспешив к Вихровой на помощь, Евгеша снес одному из ко¬миссионеров голову. Второй комиссионер, кото¬рому Чимоданов отрубил топором кисть, выпрыг¬нул в окно. Это было сигналом к отступлению.
Комната опустела. Лишь отрубленные конеч¬ности на полу и мутные глинистые пятна повсю¬ду доказывали, что только что здесь кипел бой. Нападавшие отступили, исчезнув все тем же спо¬собом — через выбитое стекло. Выглянув в окно, Мошкин различил внизу влажное пятно. Кажется,
кто-то из комиссионеров не успел вовремя дема¬териализоваться.
— Надо же... фуф! Я жив! — удивленно произ¬нес Чимоданов.
Он пыхтел как паровоз, в трубе которого за¬стрял не в меру любопытный кочегар.
— Какой-то тупой... фуф... был бой! Конечно, это комиссионеры, но все же... фуф... странно, что мы живы... — продолжал он, немного отдышав¬шись.
Евгеша вытер покрытый глиной меч о шторы.
— Мне вообще показалось, что им нужны бы¬ли не мы. Разве нет? — спросил он.
Ната открыла глаза и деловито оглядела поле боя.
— Да, точно. Им нужен был чемодан нашего маньячного гнома! Они все лезли ко мне, а еще точнее к чемодану!
Петруччо посмотрел на отрубленную кисть, вцепившуюся в ручку его красного чемодана.
— Не, — нервно сказал он, — ерундистика! На¬турально ерундистика! Выдумали тоже!

***

Эдя Хаврон недовольно выглянул в окно. За окном в три ряда стояли машины. Теперь, когда преимущество скорости пропало, с высоты автобуса они казались жалкими и тесными коробоч¬ками.
— Этот проклятый автобус никуда не идет! Идиотизм какой-то! Я не удивлюсь, если водитель вылезет и оправится пить кефир. Ему-то что! Ра¬бочий день все равно идет, — проворчал Хаврон.
— Просто мы попали в пробку. Можно поду¬мать, ты первый день в Москве, — сказала Аня умиротворенно.
Ее голова доверчиво лежала у Эди на плече.
— Ты же сама говорила, что мы спешим. А те¬перь сидишь и не нервничаешь!
— Я никогда не нервничаю! Ну или стараюсь не нервничать.
— Почему?
— Повод нервничать есть всегда. А то и деся¬ток сразу. Глупо надеяться, что когда-то наступит день, когда ни одного повода не будет. А раз так — зачем дергаться? — заявила Аня.
— А у меня наоборот. Если я в какой-то день хотя бы чуток не попсихую, значит, я уже умер, — сказал Хаврон.
Автобус, наконец, тронулся и пополз. Аня взглянула на номер дома. Нет, до того, что они увидели в хаосе линий, еще далеко. Аня задумчи¬во стала следить за пешеходами. Когда автобус стоял, пешеходы обгоняли его, когда трогался — автобус обгонял пешеходов. Какого-то высоченного, в броском красном свитере мужчину, ша¬гавшего прямыми ногами, точно ножками цирку¬ля, они обгоняли три или четыре раза. И соответ¬ственно те же три или четыре раза он обгонял их.
— И почему люди, встретившись, должны рас¬ставаться? Какая несправедливость! — сказала Аня.
— Ты это о каких людях, о близких? — непони¬мающе спросил Эдя.
Как реалист до мозга костей, он мыслил абст¬рактно лишь тогда, когда у него не было другого выхода.
— Нет, не о близких. Близкие-то как раз рас¬стаются редко, а потом почти всегда встречаются. Я о других людях. Каждый день я вижу сотни лю¬дей: мужчин, женщин, стариков, детей. В транс¬порте, на улице, в магазине. Мы смотрим друг на друга, как чужие, иногда спрашиваем о пустяке, например: «Где тут ближайшее метро?», но чаще даже и не спрашиваем, а сразу расстаемся. Расста¬емся равнодушно и не жалеем об этом. А ведь мы никогда больше не встретимся.
— Зачем же так пессимистично, может, и встретитесь, — утешающе сказал Хаврон.
Он не видел большого смысла встречаться с теми людьми, у кого он спросил, который час, да¬же если предположить, что они ответили ему вежливо, а не «что, на телефоне посмотреть лень?».
— С одним из ста, может, встретимся, и то не вспомним уже о предыдущей встрече. Город слишком большой. Ты улыбаешься? Думаешь, это сентиментальные бредни?
— Не-а, — сказал Эдя. — Не думаю. У меня вооб¬ще философия кота: поел-поспал, поел-поспал. И так ежедневно. Если навязчивая мысль и посе¬щает меня в последние годы, то только вот какая. Жизнь — это игра, в которой каждый следующий уровень сложнее предыдущего. Едва ты приноро¬вился, правила усложнились.
Взгляд Ани стал вдруг напряженным.
— Вот он, этот дом! — крикнула она и, вскочив, забарабанила в двери замершего в очередной раз автобуса.
Водитель неохотно открыл двери. Хаврон и Аня выскочили на дорогу, не доезжая остановки, и быстро пошли по газону. Перед ними был тот самый дом, который возник недавно в танце слу¬чайных линий.
— Вроде он, — согласился Эдя. — А теперь что, ищем тех типчиков, лица которых мы видели?
— Да.
— Веселенькая задачка. Тут несколько подъез¬дов. Что дальше? Ходим по всем и трезвоним в двери?
Анина рука оставила ладонь Хаврона и нырну¬ла в сумочку.
— Ты уверена? — спросил Эдя с беспокойст¬вом.
— Уверена, — сказала Аня и без колебаний на¬дела очки.
Стекла остро блеснули. Хаврон увидел, как Аня поочередно оглядела все подъезды и направи¬лась к одному. Двигалась она быстро, уверенно. По лестнице они поднимались пешком. Изне¬женный лифтом Хаврон ворчал, что не нанимал¬ся портить новенькие ноги.
Наконец Аня остановилась у одной квартиры и кивком указала на нее Эде. Дверь выглядела за¬урядно. Никакого магического сияния, насколько мог видеть Эдя, от нее не исходило. И вообще ни¬чего не исходило. Коврик лежал чуть наискось. На той же площадке стоял детский велосипед, видно, принадлежавший соседям.
— Интересно, что мы сейчас скажем? «Изви¬ните, граждане, но мы вас видели в волшебных очках и все про вас знаем. А ну признавайтесь, как вас зовут и что вы натворили?» — сказал Эдя.
Аня не улыбнулась. Хмыкнув, Эдя подошел к дверям и позвонил. Звонок пискляво откликнулся где-то в глубине квартиры. Долгое время ничего не происходило. Хаврон приложился ухом к двери.
— Да нет там никого. Все тихо! — заявил Эдя и позвонил еще раз.
— Есть. Я знаю, что есть, — уверенно сказала Аня.
Эдя собирался дать третий, завершающий зво¬нок, как вдруг дверь рывком открылась. Хаврон, навалившийся на нее плечом, едва не упал. На по¬роге стояли двое подростков. Один — высокий, немного растерянный, был с мечом, другой, ма¬ленький и взъерошенный, как воробей, только что искупавшийся в луже, — с боевым топором. За их спинами, в глубине коридора маячила девица с очень подвижным, постоянно меняющимся ли¬цом. Эдя торопливо отвернулся, интуитивно ощу¬тив, что смотреть на него опасно.
— Что вам нужно? — покачивая топором, с вы¬зовом, очень нагло, спросил взъерошенный.
— Вам же что-то нужно, да? — робко уточнил высокий.

Глава 14
ЗАГОРОДНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ МРАКА

Условие мудрости — нравст¬венная чистота. Последствие ее — душевный мир.
«Книга Света»

Плыли они не меньше часа. Белый нос катера буравил воду. Мамай был молчалив. Ната легла на живот и зачерпывала ладонью воду. В этот мо¬мент в ее лице не было ничего демонического. Его нельзя было даже назвать красивым. Секрет привлекательности состоял разве только в не¬предсказуемой подвижности. Даже теперь, когда Ната была задумчива и любовалась водой, лицо продолжало жить собственной жизнью.
Мошкин незаметно, но пристально наблюдал за Натой. В его глазах можно было прочитать, что он любит ее «не за то, что...», а «несмотря на...». Ог¬ромная разница, если вдуматься. «За то, что...» любить просто и скучно. Любить же «несмотря на...» куда сложнее и увлекательнее. Правда, от такой любви чаще бывают одни неприятности.
Чимоданов нет-нет да поглядывал на свой красный чемодан. Мошкину даже показалось, что Петруччо хочет будто нечаянно столкнуть его в воду. Он поставил его на край и, посвистывая, по¬вернулся. Евгеша понял, что чемодан сейчас толк¬нут пяткой.
— Осторожно! — воскликнул Мошкин не¬вольно.
Петруччо опомнился и, сделав вид, что не по¬нимает, о чем речь, уселся на чемодан. Когда го¬род остался позади и река начала петлять, Мамай решительно направил катер к берегу.
— Прыгайте! Через две минуты рванет, взглянув на часы, равнодушно сказал он.
— Что взорвется? — удивился Мошкин. Мамай ткнул пластилиновым пальцем под
ноги.
— Катер.
— Кто его заминировал? Ты?
Услышав вопрос такой степени нелепости, хан презрительно плюнул в воду. Мошкин про¬следил за его плевком. И тут пластилин.
— Нет.
— А кто?
Лицо комиссионера осталось неподвижным.
— Не мрак творит главное зло в этом мире. Он лишь использует то зло, которое уже творится, к своей выгоде. Так говорит Арей, — сквозь зубы от¬ветил хан.
Мошкин, помнится, удивился тому, что акцент у Мамая то появляется, то исчезает. С другой сто¬роны, Мамай был комиссионером, а раз так, то и судить его по людским законам нельзя. Зло, поро¬дившее его, диктовало и правила игры.
Ната первой спрыгнула на берег и стала под¬ниматься по тропинке, которая вела на холм. Ко¬гда ей говорили: «Беги! Сейчас рванет!», она обыч¬но не задавала лишних вопросов. Чимоданов со своим одноименным другом чемоданом и Мош¬кин, на ноге которого повис запаниковавший Зудука, потому что хозяину было не до него, помча¬лись за ней.
Они были уже метрах в ста от берега, когда ре¬ка взметнула столб воды. Вдогонку прокатилось эхо взрыва. Когда Мошкин обернулся, река почти зализала рану. Течение неторопливо уносило об¬ломки катера. Мошкин забеспокоился, не постра¬дал ли Мамай, но ему пришло в голову, что с ко¬миссионером ничего стрястись не может. Веро¬ятнее всего, он сгинул еще до взрыва.
Евгеша остановился, огляделся. Вдоль берега тянулись деревянные мостки, мысом выходящие в реку. Несколько лодок сохли на берегу, а одна из
них, совсем дряхлая, лежала затопленной у бере¬га. Виден был только ее нос и белая полоска ска¬мьи. Справа от мостков стоял домик речной стан¬ции — дощатый, облезший, но с торчавшей из крыши красной кирпичной трубой, придавшей станции вполне уверенный дееспособный вид. Недостающие стекла веранды были заколочены фанерой с написанными на ней правилами пове¬дения на воде.
— Эй, ты идешь? — нетерпеливо крикнула Ната.
— Иду, да? — удивился Евгеша и пошел.
Песчаная сухая почва подъезжала и кроши¬лась под ногами. Из земли причудливо торчали корни, похожие на ревматические суставы вели¬канов. Внизу склона у реки виднелась изломанная линия камыша.
Вскоре они оказались у вросшего в землю строения. У входа полыхала фиолетовая завеса. После вежливой попытки пропустить девушку вперед, на которую умная Ната не клюнула, Чимоданов стал орать в надежде, что к ним кто-нибудь выйдет. Его крики были услышаны неожиданно быстро. На этот раз по лестнице поднялся сам Арей.
— Ступайте за мной след в след! — приказал он, сухо кивнув Чимоданову.
Заметив, что Петруччо не придал особого зна¬чения его словам, Арей нетерпеливо щелкнул пальцами и, выхватив из воздуха неизвестного тощего комиссионера с полыхающим носом, пинком послал его вниз по лестнице. Комиссио¬нер пролетел несколько ступеней, а затем вдруг вспыхнул и растаял, наткнувшись на незримую преграду.
— Подумать только: и это светлая магия, нало¬женная хранителем! В резиденции мрака! Вот к чему приводит совмещение противоположно¬стей! — недовольно произнес Арей.
Он еще раз взглянул на Чимоданова, коротко повторил: «Точно за мной!» — и стал спускаться. После его ног на ступеньках оставались слабые мерцающие следы — подсказка, куда ступать. Внизу Эссиорх, только-только закончивший на¬кладывать охранные путы на нижнюю часть лест¬ницы, беседовал с валькирией-одиночкой. Улита, вскрыв кинжалом банку с паштетом, поедала его, зачерпывая тем же кинжалом.
— Когда я психую — я ем. Но когда я ем — я психую, что ем много. Замкнутый круг. Дурная бесконечность, — произнесла она с набитым ртом.
Ната хотела съехидничать по этому поводу, но благоразумно передумала.
Арей открыл сундук и достал большой стек¬лянный шар, внутри которого клубился туман. Ту¬ман был насыщенно-красным, пульсирующим и
оставался светлым лишь в центре. Ната вгляде¬лась. Ей почудилось, что внутри тумана скользят тени. Каждая тень имела лицо. Ага! Да это же не¬сложный артефакт для наружного наблюдения.
— Мы в осаде! — сказал Арей, кивнув на шар. — То, что вы сумели к нам пробиться, чудо. Некото¬рый контроль мы сохранили только над рекой. К квартире Эссиорха мы бы уже не пробились. Стражи из Нижнего Тартара наготове.
— Это вы подослали ту девушку с очками? — спросил Чимоданов.
Объяснять, кто такая «та девушка», ему не при¬шлось. Арей взглянул на Эссиорха. Мрак догова¬ривался со светом.
— Мы считаем, ее послало провидение. Закон баланса. Закон замка и ключа. Загадки и разгадки. Ей было приказано довести вас до того места, ку¬да мрак сумел прислать Мамая. К реке, — ответил Эссиорх.
—  Но почему тартарианцы не могли напасть на нас на катере? — спросил Евгеша.
— Разве вода не твоя стихия? Опять же, откро¬венно говоря, не вы главная цель тартарианцев. Им нужны Дафна, я и Арей, — шепнул ему Меф, за¬метив по поднявшимся бровям Мошкина, что тот собирается задать очередной вопрос из своего гениального цикла.
Мошкин уныло кивнул. Бедный Евгеша! Он вечно страдал от собственной ненужности, от сознания того, что мир, оказывается, прекрасно может существовать и без него. Даже стражам из Нижнего Тартара он был, оказывается, не слиш¬ком интересен. Проклятый комплекс третьего лишнего.
— А сейчас нам неплохо было бы выставить караульного. Артефакты и заклинания — это ох¬ранный комплект для бедных. Полной гарантии они не дают. Живые глаза всегда лучше, — сказал Арей.
Багров едва заметно усмехнулся. Некромаги всегда почему-то усмехаются, когда слышат сло¬во «живые». Это у них профессиональное.
— Давайте я! — предложил он.
— Нет. Не ты. Я пойду первой, — решительно заявила Ирка и, не дожидаясь согласия, стала под¬ниматься.
Мефодий проводил ее задумчивым взглядом. Он смутно ощущал, что его и Ирку связывает не¬зримая пуповина. В спокойном лице валькирии он постоянно улавливал тоску и скрытое, светлое страдание. Так страдают те, кто уже привык к сво¬ей боли и не надеется когда-либо от нее освобо¬диться. Шумно страдают только симулянты и кло¬уны. И те и другие в корыстных целях.
Валькирия-одиночка поднималась по лестни¬це. Как создание света, она четко видела выставленную Эссиорхом защиту и могла ее не опасать¬ся. За ней следовали Багров с Антигоном и Гюльнара. Не рискуя связываться со светлой магией, они тщательно повторяли все движения Ирки. Даже джинша на время притормозила свои брю¬нетистые рассуждения на блондинистые темы. Магия хранителей — есть магия хранителей.
Поднявшись на поверхность, Ирка вдохнула полной грудью. Воздух здесь был другой, не сы¬рой и не сдавленный, как в резиденции мрака. Солнце уже шло на закат, однако до горизонта ему было еще далеко. Летний вечер угасает долго.
— Я пойду к реке. Посмотрю, как там и что, — сказала Ирка.
На самом деле ей хотелось остаться одной.
— Я с тобой, — вызвался Багров.
— Нет. Не обижайся, но я пойду сама с со¬бой, — проговорила Ирка.
—  Тебя могут убить! — возразил Матвей.
—  Тогда ты меня оживишь. Разве нет? — спро¬сила Ирка с вызовом.
Багров спокойно пожал плечами.
— В теории да, могу. Но, видишь ли, живые люди и оживленные трупы — это не совсем одно и то же. Даже совсем не одно и то же, — вежливо по¬яснил он.
— Ты хочешь сказать, что оживленную валькирию ты будешь любить меньше? — спросила Ир¬ка, дразня его.
— В оживленном виде ты не сможешь быть валькирией. Что до любви, то некромаги — люди странные. Легенды о принцессах, которые по две¬сти лет раскачивались в стеклянных гробах, а за¬тем оживали от поцелуя, возникли не на пустом месте, — с каким-то недобрым намеком отвечал Багров.
Ирке стало не по себе. Оставив Матвея, она спустилась с холма к берегу. Здесь она села на ка¬мень и стала смотреть на воду.
«Я убила Двуликого... сумела сохранить шлем и копье... Антигон вместо меня освободил эйдосы из дарха Арея, но все равно я никак не могу ощу¬тить себя счастливой. Наверное, я вообще в прин¬ципе не могу быть счастливой. Тот отдел мозга, который отвечает за счастье, у меня заклепан от¬ветственностью», — думала она, болтая в реке древком копья и слушая успокаивающий плеск воды.
Внезапно кто-то коснулся плеча Ирки. Она обернулась. За ее спиной, усмехаясь, стояла Филомена.
— И это ты называешь профессионализмом, одиночка? Я могла бы убить тебя семь раз! Куда там семь! Семьдесят семь! — заявила она.
— Я почему-то думала, что валькирии не напа-
дают со спины. Поправь меня, если я ошиба¬юсь, — невинно сказала Ирка. Филомена пожелтела от злости.
— Не умничай, одиночка! Тебя и так не осо¬бенно любят, — выпалила она.
— И ты считаешь своим долгом все время на¬поминать мне об этом? — уточнила Ирка.
— Повторяю тебе, одиночка: не нарывайся! Поверь, в реальном бою со мной у тебя нет шан¬сов, — предупредила Филомена.
Ее глаза были прищурены. Взгляд резал как бритва. Ирка ощутила, что это не блеф.
— Ну так убей меня! Наверное, это будет самый простой выход, — предложила она без малейше¬го страха.
Почему-то эти простые слова смутили Фило-мену.
— Убить, говоришь? Хм... Прям-таки и убить? Ладно, я подумаю... А где твой спившийся гно¬мик? — спросила она, отворачиваясь.
— Какой спившийся гномик? — не поняла Ирка.
— Ну как же! Антигон! Разве он не гном, нет? А почему у него уши волосатые?
Ирка не стала отвечать на откровенно глупый вопрос.
— Зачем ты пришла? — спросила она. Филомена расхохоталась.
— Ты действительно не понимаешь: зачем? Думаешь, я просто спустилась к речке посмотреть на дохлых рыбок и разводы мазута? Посмотри-ка туда, солнце мое!
Филомена кивнула на заросли камыша, по¬крывавшего пространство между рекой и хол¬мом.
— Там никого нет, — сказала Ирка неуверенно.
— Правильно. Пока никого, — небрежно со¬гласилась Филомена. — Но опытная валькирия обязана видеть врага до того, как он появится. Когда враг появился — ты уже мертва. Заметил первым — остался жив. Заметил вторым — мерт¬вец.
Филомена говорила, не отрывая прищурен¬ных глаз от зарослей. Внезапно она отступила на полшага и, мгновенно материализовав в руке ко¬пье, метнула его. Если полет своего копья Ирка воспринимала как быструю золотую молнию, то полета копья Филомены она не увидела вообще. Мгновение назад оно было у нее в руке, и вдруг исчезло. Из зарослей послышался крик, полный ярости и боли. Филомена с досадой тряхнула почти тремя десятками своих косичек.
— Жив, собака! Промазала! — сказала она.
— Почему промазала? — не поняла Ирка.
— Проверено. Если день начнется криво — до вечера так никого и не убьешь.
— Я слышала, как ты попала.
— В том-то и дело, что ты слышала. Если бы я попала, куда хотела — все было бы тихо, — сдер¬жанно пояснила валькирия испепеляющего ко¬пья.
Камыш зашуршал. Сразу в разных местах Ирка увидела вспышки.
— Их не меньше сотни... — прикинула Фило-мена. — Правда, девять из десяти наверняка бое¬вые комиссионеры. Пушечное мясо, которое бу¬дет отвлекать нас, пока те будут работать.
— А ты кого ранила?
— Я ранила стража, одиночка. Да только что толку? Ненавижу эту бессмертную тухлятину из преисподней. Чем больше ее убиваешь — тем больше ей это нравится.
— Почему они не телепортируют?
— А зачем тогда комиссионеры? Они избрали совсем другую тактику боя. Опять же вспышки те-лепортации невозможно скрыть... — заметила Филомена и еще раз метнула копье.
Боевой комиссионер, неосторожно высунув¬шийся из камышей, оплыл потоком влажной глины.
— Ну а ты, одиночка? Покажешь, как бросаешь свою палочку? — спросила Филомена с усмеш¬кой.
Ощущая на себе насмешливый взгляд вальки¬рии, Ирка немного поспешила. Замах был непло-
хой, но кисть в завершающий момент дрогнула Когда копье вновь вернулось в руку к Ирке, от древка со стороны, противоположной наконеч¬нику, была отрублена добрая треть. Должно быть, страж из Тартара успел рубящим ударом отвести неудачно летевшее копье.
— Что, одиночка? Дальнорукость и кривозоркость? Окулист трудится, стоматолог отдыхает? — с насмешкой сказала Филомена.
Ирка озабоченно разглядывала копье. Конеч¬но, магия не в древке. Древко можно легко заме¬нить. Но едва ли она сумеет сделать это сразу, в одну минуту, не прибегая к помощи Антигона. А раз так, то метать сегодня копье она не смо¬жет — только сражаться в ближнем бою.
Нападавшие приближались. Ни о каком бое¬вом порядке речи не шло. Комиссионеры, обла¬ченные в такие же серые плащи, как стражи, были от них неотличимы. Пару раз Ирке казалось, что она видит среди серой массы лица разложенцев с провалившимися носами, но тотчас они исчеза¬ли в толпе.
К Ирке и Филомене подбежали Багров и Анти¬гон. Гюльнара витала где-то поблизости, однако чудес героизма пока не демонстрировала. Три¬дцать метров... Двадцать... Ирка начинала уже нерв¬ничать, когда Филомена вдруг обернулась.
— О, вот и остальные! — сказала она.
По множеству коротких золотистых вспышек, слившихся практически в одну, Ирка поняла, что за ее спиной только что материализовались один¬надцать валькирий вместе с пажами.
Она оглянулась. Ближе всех к ней — Ильга. Ря¬дом Ламина, копье которой окутано призрачным лунным светом... А вот и Хода. Ее можно сразу уз¬нать по копью с медным наконечником. Таамаг, разумеется, не может устоять на месте. Выхваты¬вает у пажа два дрота, бросает их, а затем с копь¬ем, больше похожим на ствол молодой сосны, с ревом бросается в бой.
Таамаг, пожалуй, единственная из всех броса¬ла свое основное копье неохотно, предпочитая использовать для метания отдельные огненные дроты. Недаром ее называли валькирией камен¬ного копья.
Валькирии сражались слаженно и спокойно, точно на тренировке. Оруженосцы удерживали перед хозяйками щиты, приседая в момент, когда валькирия метала копье. Движения были син¬хронны и выверены до последнего штриха. Сами оруженосцы в бой не лезли и противника не пре¬следовали, особо не рискуя.
Где уж там Антигону, который вечно бросался на врага с булавой, после чего Ирке, вместо того, чтобы сражаться, ни на что не отвлекаясь, прихо¬дилось беспокоиться о том, чтобы его не прибили.
Несмотря на град копий, нападавшим все же удалось прорвать строй валькирий. Завязалась рукопашная схватка. Ирка, на которую разом на¬пали с полдюжины глиняшек и страж из Тартара, вынуждена была отступить, чтобы не быть окру¬женной.
Ей на помощь пришла Бэтла. На время стрях¬нув свою обычную сонливость, толстая вальки¬рия размазала копьем трех самых рьяных комис¬сионеров, после чего вновь впала в подобие ле¬таргического сна. Страж из Тартара, оставшийся невредимым, опять стал атаковать Ирку, как вдруг массивный булыжник врезался ему в лоб. Страж покачнулся, на миг забыв о защите. Этого оказа¬лось довольно, чтобы Ирка, атаковав, поразила его копьем.
Оруженосец Бэтлы опустил руку с пращой.
— Не подумай чего, одиночка! Я попал нечаян¬но! Я вообще первый раз держу эту штуку в ру¬ках, — объяснил он Ирке.
Холеный оруженосец Радулги, прикрывавший щитом свою госпожу, захохотал:
— Я думал, он скажет, у его дедушки была на да¬че старая праща, из которой он метал камни в во¬рон.
Сражаясь укороченным копьем, Ирка броси¬лась в гущу боя. Дважды ее задели, но раны были неопасны. Должно быть, атаковали ее комиссио¬неры. Нагрудник вполне справлялся с их ударами.

Вокруг были только враги. Ирка пропарывала копьем их серые плащи, размазывала глину и прорывалась дальше, сквозь строй, не давая врагу собраться для удара. Ее спасение в движении. Не¬сколько раз где-то близко мелькало лицо Лами-ны. Развевались темные длинные волосы Радулги, а вот и точеный профиль Гелаты, которая сража¬ется легко, точно танцует. Малара, валькирия, сме¬нившая Бармию, билась наравне с остальными. Разве что ее оруженосец то и дело беспокойно ог¬лядывался, опасаясь за свою хозяйку. Несколько раз Ирка слышала боевой клич Таамаг. Глиняные фигуры разлетались под ударами ее копья.
Бой длился не больше пяти минут. Строй про¬тивника стремительно редел. Последние уцелев¬шие комиссионеры спешили скрыться. Одни бе¬жали в камыш, другие телепортировали.
— Победа! — крикнула Ирка.
К ее удивлению, никто больше не кричал. Даже Багров с Антигоном. Фулона снисходительно по¬смотрела на нее.
— И это ты называешь победой?
— А как это называть? Поражением?
— Заметь, бились мы в основном с комиссио¬нерами — жалкими кусками глины, которых можно налепить сколько угодно. Стражи исчез¬ли к началу четвертой минуты боя. Раны, кото¬рые они получили, несущественны, поскольку их дархи в безопасности. Нет, дорогая моя, это не победа! Это мелкая стычка с нулевым результа¬том.
Ирка недоверчиво оглянулась на Бэтлу. Та, по¬медлив, кивнула.
— Фулона права. Это была только разведка бо¬ем. Если ты выскочила на ринг во время матча и обстреляла боксеров картофелинами, еще не зна¬чит, что ты самая крутая, Крутая ты будешь через пару минут, если выживешь... Хочешь шоколадку?
— Нет, спасибо, — отказалась Ирка.
Пожав плечами, Бэтла взяла у пажа шоколад и привычно, одним движением развернула его.
— Не хочешь, не надо... Уговаривать не буду! — сказала она, явно довольная, что Ирка отказалась, а ритуал вежливости соблюден.
— Странно, что Мефодий не появился! На¬следник мрака, похоже, струсил, что ему будет бо¬бо, — сказал Багров, вытирая о траву свой забрыз¬ганный глиной клинок.
— Я не думаю, что он струсил, — мягко сказала Гелата.
— Почему?
— Если стражи мрака не пришли, то лишь по¬тому, что я — лично я! — перекрыла все выходы из резиденции. Есть особая магия, которая держится совсем недолго и не налагается повторно... Одна¬ко при всем том она очень надежна, — заметила Гелата.
— Зачем ты это сделала? — спросила Ирка.
— Причина очевидна. Я валькирия воскре¬шающего копья. Кому как не мне беспокоиться о том, чтобы не было лишних жертв? Таамаг, Филомена и Радулга, пожалуй, прикончили бы твоего Буслаева без колебаний. Да и Арея с его ведьмой-секретаршей тоже, представься им случай, — спо¬койно сказала Гелата.
Валькирия золотого копья оглядела поле боя. Пятна мокрой глины на вытоптанной траве и вы¬жженный камыш — все, что осталось после сра¬жения.
— Нам пора! И ты поспеши, одиночка! Тебе уда¬лось сохранить копье и щит, но это не означает, что ты стала бессмертной. Скоро стражи из Тар¬тара вернутся, — сказала она.
— Но пока вы здесь — они не сунутся! Пусть наши копья не убьют их, но прогонят, — уверен¬но заявила Ирка.
Валькирии переглянулись. Возникло корот¬кое, неловкое молчание.
— Мы не можем защищать мрак, одиночка, — сказала наконец Фулона. — Не имеем права. От¬кровенно говоря, если одна часть мрака перере¬жет другую часть мрака — это в наших интересах. Нам придется уйти.
Ирка тряхнула головой. Она ничего не пони¬мала. С ее точки зрения, в поступках валькирий не было логики. Если ты свет, так будь светом до конца. Великодушие не должно иметь границ. В про¬тивном случае, это не великодушие, а нечто со¬всем другое.
— Но зачем вы пришли сейчас?
— Валькирия-одиночка, разве это непонятно? Мы пришли, потому что тебе, лично тебе, грози¬ла опасность. Мы обязаны были предупредить тебя о ней. И мы предупредили. Приказ охранять Дафну отменяется. Ты свободна. Если ты не по¬слушаешь нас сейчас, то виноваты будем не мы, а твоя собственная глупость, — резонно отвечала Фулона.
Она коротко поклонилась Ирке и исчезла пер¬вой из двенадцати валькирий. Последней телепортировала Бэтла, отлеплявшая от губы при¬ставшую фольгу от шоколадки. Ее толстый паж подошел к Ирке и положил ей руку на плечо.
— Ты удивлена, одиночка, да? Обижена? — спро¬сил он.
— Да, — сказала Ирка.
— Вот это напрасно. Когда имеешь дело с валь¬кириями, проще всего ничему не удивляться. Ко¬гда ничему не удивляешься и ничего не ждешь — невозможно ни в ком разочароваться. Так сказал мой дедушка Леша после того, как однажды его обманул человек, которому он очень верил.
— При чем тут твой дедушка? Паж Бэтлы не обиделся.
— Валькирии есть валькирии. Древние силы на службе у света. Порой мне кажется, что сами они не свет, а лишь заставляют себя быть све¬том. А раз надо заставлять — нужны правила. Вот и возникли правила валькирий. Столь же жесткие, сколь и иллюзорные. До свидания, одиночка! На¬деюсь, не прощай!
Толстый паж Бэтлы ободряюще улыбнулся Ирке и исчез.
«Иллюзорные? Что он имел в виду? Или это сорвалось у него с языка случайно?» — подумала Ирка.
К ней подошел Багров и что-то спросил. Ка¬жется, поинтересовался, все ли у нее в порядке.
Ирка посмотрела на него смазанным взгля¬дом. Она часто, еще на инвалидной коляске, игра¬ла в подобную игру. Смотрела на стену, на одно¬родную ткань, на потолок, лежа на кровати, и ко¬гда взгляд начинал расплываться, видела, как из трещин, фактуры краски, выбоин и других не¬значительных деталей складываются диковин¬ные лица.

***

Тем временем в подземной резиденции мрака, которая по лопухоидным реестрам проходила как законсервированное и забытое бомбоубежище, происходило вот что. О событиях снаружи там узнали почти через минуту после того, как схватка уже началась. Первой битву заметила Улита, взглянувшая случайно в стеклянный шар.
С воинственным воплем она бросилась к лест¬нице, однако была перехвачена Эссиорхом.
— А ну отпусти меня! Укушу!
— Не лезь! Тебя постоянно ранят. Давай ради разнообразия обманем эту дурацкую закономер¬ность! — успокоил ее Эссиорх.
Улита несколько раз дернулась, однако вы¬рваться из рук Эссиорха было практически нере¬ально.
— А если мне это нравится? — спросила она.
— Тогда это не к стражам из Нижнего Тартара, а к психиатру. Когда человек лезет в драку только затем, чтобы схлопотать, это опасный симптом, — спокойно отвечал Эссиорх.
Услышав крик Улиты, Арей мельком глянул на шар и бросился к лестнице, однако был отбро¬шен на метр. Едва ли не впервые за все время их знакомства Меф увидел, как мечник упал. Обычно он стоял на ногах очень крепко.
— Проклятье! Светлый, убери свою магию! — прорычал он.
Эссиорх задумчиво посмотрел на лестницу.
— Это не моя магия, — произнес он тоном странствующего философа.
— Как не твоя? Что ты несешь?
— Я не несу. Я уже все принес. Моя начинается выше. Сдается мне, нас здесь просто-напросто за¬купорили, — сказал хранитель.
В данный момент он был больше озабочен тем, чтобы его не укусила вырывающаяся Улита.
—  Кто закупорил?
— Валькирии. Минут десять отсюда никто не выйдет! Даже я, — спокойно заметил Эссиорх.
Сообразив, что Улиту можно больше не дер¬жать, он отпустил ее. Ведьма рванулась к лестни¬це, однако в двух шагах от ступеней остановилась и осторожно ощупала рукой преграду.
Поняв, что они в ловушке, а вместо них там, наверху, сражаются валькирии, Арей вышел из се¬бя. Для мечника было невыносимо осознавать, что кто-то бьется вместо него. Принимать же ус¬лугу от света для него, барона мрака, унизительно вдвойне.
Несколько минут он метался как тигр в клетке, то и дело подбегая к шару. Битва заканчивалась. Глиняшек становилось все меньше. Стражи из Тартара телепортировали первыми.
— А валькирия-одиночка хороша! Она вообще ничего не боится! — заметил Меф, наблюдая в ша¬ре, как Ирка бросается в самую гущу боя.
Таамаг и та вела себя осмотрительнее. Да, она сражалась как медведица и медведица яростная,
однако про защиту не забывала, и огромный ее паж со щитом постоянно находился рядом, чего нельзя было сказать об Антигоне, который пых¬тел со своей булавой где-то совсем в стороне.
Остальные валькирии, включая Филомену, предпочитали издали атаковать врага копьями.
— Одно дело ничего не бояться, и совсем дру¬гое — желать погибнуть. Обычно, если человек чего-то хочет, он это получает, — проворчал Арей.
Он ощущал себя глубоко униженным. Еще бы, барон мрака, а вынужден отсиживаться в безопас¬ном убежище, пока там, наверху, кто-то решает его судьбу. Его дарх пуст, а собственные магиче¬ские силы ограничиваются возможностями меча и тренированного тела. И это все. Любой сла¬бенький кинжал, заговоренный не глубже второ¬го уровня, и он, Арей, лишившись тела, отправит¬ся в Нижний Тартар, где ему будет мало пользы от бессмертия.
Битва завершилась. В хрустальном шаре Улита увидела, как валькирия-одиночка о чем-то пере¬говорила с другими валькириями, после чего те исчезли. Арей истолковал все по-своему, но в принципе верно.
— Узнаю валькирий. Подали копеечку и хва¬тит. Можешь продолжать трясти ладошкой даль¬ше, — сказал он.
Продолжая смотреть в шар, он яростно мет¬нулся к лестнице, чтобы проверить, исчезла ли преграда, и едва не сбил с ног шарахнувшегося Петруччо. Тот с птичьим писком отскочил. Арей споткнулся о красный чемодан, стоявший прежде у его ног.
Возможно, в другое время это позабавило бы мечника, но не сейчас. Одинокая искра перестает быть одинокой, если ей посчастливится встре¬титься с бочонком сухого пороха.
— Это что еще за дрянь? А, я спрашиваю! Чего ты его вечно таскаешь? — гневно крикнул меч¬ник.
Крик стража — это не крик простого смертно¬го. Услышать его непросто. Услышать и сохра¬нить самообладание — сложнее вдвое. Петруччо застучал зубами, мигом забыв все выученные с детства слова. Осталось лишь одно вечное сло¬во — «мама», да и то в данном контексте как-то подвисало, утрачивало семантический смысл и сохраняло лишь эмоциональный.
Шагнув к чемодану, Арей с силой пнул его. Че¬модан описал в воздухе дугу и врезался в стену. Крышка отлетела. Из перевернутого чемодана посыпалось старое серое тряпье — не то вышед¬ший из моды плащ, не то мешковина. Арей на¬гнулся и дернул ткань за край. Ткань разверну¬лась. Под ней серебрились шесть дархов с прилипшей к ним влажной землей, под которой они, похоже, не так давно были скрыты.
Арей недоверчиво и жадно уставился на них, рванулся. Мефу, который смотрел на него, почу¬дилось, будто лицо мечника размазалось, стало гибким и пластилиновым, как у комиссионера, а на его месте проступили сотни других лиц. Меф недоверчиво заморгал, через несколько мгнове¬ний лицо Арея стало прежним.
— Откуда это? — прохрипел Арей, адресуя во¬прос не столько к дрожащему Чимоданову, сколь¬ко к провидению. — Клянусь Тартаром, откуда?
Мечник бросился к дархам и, не касаясь их, провел над ними раскрытой ладонью. Дархам это не понравилось. Они попытались свернуться, как ежи. Пытались уползти. Корчились, как брошен¬ные на угли черви. Ощетинивались ломкими иг¬лами. Даже издали Мефодий ощущал исходящий от них жар. Дархи оберегали свое содержимое.
Меф испытал недоумение. Он всегда считал дархов чем-то неодушевленным, вроде спираль¬ных елочных игрушек. То же, что он видел теперь, опровергало его прежние представления.
Голос Арея дрожал. Он упал на колени и навис над дархами. Его скрюченные, как лапа коршуна, пальцы скользили над дархами, не касаясь их.
— Два — на четверть. Еще два — на треть. Два,
проклятье, почти не заполнены. Но если сложить все вместе, должно хватить! — бормотал он.
Растерянность Арея продолжалась недолго. Не прошло и минуты, как он взял себя в руки. Дви¬жения стали скупыми, собранными. Схватив со стола магическую газетенку, сложенную так не¬удачно, что фотографии двух лютых врагов — лысегорских политиков — забыли о парадных улыбках и смогли вцепиться друг в друга зубами, Арей нетерпеливо расстелил ее рядом с чемода¬ном. В его руке возник короткий нож с широким лезвием. Дархи скручивались, как улитки, трусли¬во попытались расползтись. Один, видя, что спа¬сения нет, даже попытался атаковать Арея спеш¬но выращенным ядовитым шипом, однако шип встретил лишь лезвие ножа.
Не позволяя дархам расползаться, Арей быст¬ро и ловко расправлялся с ними. Зазубриной на ноже поочередно поддевал, подбрасывал и быст¬рым четким движением рассекал на лету. Расколотая сосулька переставала сворачиваться, теря¬ла способность к магии преображения и падала на газету, как разбитая елочная игрушка. Пооче¬редно переворачивая лезвием ножа ее половины, Арей бережно высыпал эйдосы и сгребал их клинком к центру газеты. Опустошенные дархи он толок ручкой ножа в порошок.
Меф ощутил на запястье сильные горячие пальцы.
— Слышишь? — нервно спросила Даф.
— Что слышу?
— Неужели не слышишь, Меф? Как ты можешь этого не слышать? Они тут рядом, они кричат. Они рвутся сюда, но магия не пускает их.
Голос Даф перешел в нервный шепот. Она не отпускала Мефа, тянула его к себе, пряталась за него, как ребенок прячется от сильного встреч¬ного ветра за растущей в поле березой.
— Они понимают, что они уже мертвы. Им хо¬чется дотянуться до нашего горла... Разорвать нас, схватить!
Мефу казалось, что Даф бредит, но лишь до тех пор, пока он сам не закрыл глаза и не услышал краткий яростный вопль, раздавшийся в миг, ко¬гда рукоять ножа Арея коснулась последнего рас¬колотого дарха. Ничего более жуткого и ненави¬дящего прежде ему не приходилось слышать. Это была голая ненависть, лишенная всех прочих, де¬корирующих ее чувств и побуждений.
Послышался гул, точно от летящего снаряда. Нечто безмерно могучее ударилось в еще не ис¬чезнувшую защиту, поставленную валькириями. Арей быстро выпрямился с мечом в одной руке и ножом в другой. Однако оружие не потребова¬лось.
На серебристой завесе, прогнув ее и почти до¬тянувшись до Дафны, отпечаталось слепое, с рас¬пахнутым ртом лицо. Это продолжалось мгнове¬ние, затем магия победила. Лицо потеряло очер¬тание и исчезло.
Где-то там, за гранью реальности, гнилые, пре¬жде неуязвимые тела оживленцев распадались в прах. Страж без дарха — ничто. Страж же, чей дарх разбит, ничто в квадрате.
Арей взглянул на расколотый дарх, который еще только таял, и отсалютовал мечом.
— Зачем? — спросил Меф.
— Последний тартарианец убил себя сам, пре¬жде чем это сделал я. Достойную смерть нельзя не уважать, — отвечал Арей.
Когда все эйдосы оказались в одной куче, Арей бережно пересыпал их в собственный дарх, за¬ткнул его пробкой и откинулся назад. Его бледное лицо постепенно наполнялось силой. Лоб был мокрым от пота. Арей дышал судорожно и хрип¬ло, точно человек, вырвавшийся из душного под¬вала на воздух.
Лишь минуту спустя он вспомнил о чемодане и его хозяине.
— Ты знал, что там внутри? Почему молчал? — с гневом спросил он у Петруччо.
Чимоданов поспешно замотал головой.
— Клянусь, не знал. Каждый раз там бывало что-то другое!
Арея это не удивило.
— А, ну да, чемодан-телепорт... Откуда он у тебя? Чимоданов заерзал. Ему ужасно не хотелось
отвечать, однако взгляд Арея был более чем крас¬норечив.
— Похоже, придется сказать правду. Подчер¬киваю: правду и только правду. Знаете, бывают та¬кие дни, когда к нам приходят не суккубы с ко¬миссионерами, а вообще всякие просители по поводу аренды, — начал он.
— Да что ты говоришь? — с усмешкой произ¬нес Арей.
Теперь, когда его дарх вновь был полон эйдо-сов, настроение мечника стремительно улучша¬лось.
— В один такой день вечером я хотел запереть дверь и увидел в углу, у колонн, фигуру. Ведьмак, морщинистый, как высушенный гриб. Даже не морщинистый, а как полусдутый шарик, из кото¬рого вышел газ, Подчеркиваю: пока он не загово¬рил, я даже не понял, какого он пола! Он спросил, не я ли Петр Чимоданов. Только, по-моему, он и так знал, что это я, — сбивчиво заявил Петруччо.
— Что ему было нужно? Какие дела могут быть у ведьмака в резиденции мрака? — с подозрением спросил Арей.
— В резиденции — никаких.
— Как никаких?
— Он пришел ко мне. Лично ко мне. Просил сделать ему слугу и оживить его, — не без гордо¬сти сообщил Петруччо.
Арей ухмыльнулся.
— Нового Зудуку, что ли?
— Не смейтесь. Он сказал, если я справлюсь, то не пожалею.
— И ты пошел с ним?
— Мне стало интересно. Я спросил, из чего он хочет слугу. Дерево? Глина? Тряпки? Он сказал, что мастерить мне ничего не придется. Он все сделал сам. Мне нужно только оживить, ибо он сам не обладает этим даром. Согласен ли я? Я ска¬зал, что согласен, — Петруччо запнулся.
Рассказ мало-помалу приближался к неприят¬ной части.
— Мы шли не слишком долго. Там недалеко, в одном дворе, стоял старый автомобиль. Такой гру¬зовой фургончик вроде микроавтобуса, знаете?
Арей промолчал. Старыми машинами он не интересовался, впрочем, равно как и новыми. Ин¬тересоваться машинами — это было на уровне Мамая.
— Это была ржавая ничейная машина. Видно, ведьмак сам нашел ее недавно. Он снял замок, рас¬пахнул кузов, влез сам, впустил меня и закрыл за нами дверцы. Потом щелкнул пальцами, и все осветилось таким зеленым могильным светом. «А вот и мой слуга!» — сказал он. У меня под ногами ле¬жало что-то довольно большое, ростом пример¬но... э-э... ну с Мефа, допустим.
— Поищи другие сравнения, — посоветовал Буслаев.
— Как скажешь. В общем, там лежало тело, прикрытое белой простыней. Я хотел сдернуть простыню, но ведьмак прошуршал, что этого де¬лать не стоит. «Разве ты не можешь оживить его через тряпку? Я хочу, чтобы только я видел моего слугу!» — заявил он.
Арей склонил голову и внимательно посмот¬рел на Петруччо.
— И ты согласился? — с неожиданно мягким, почти психиатрическим интересом спросил он.
— Э-э... Ну да. Тряпка — не тряпка, какая мне разница? В общем, я присел на корточки, хорошо сосредоточился и...
Чимоданов неопределенно зашевелил пальца¬ми. Меф понял его затруднение. Описать магию словами так же нереально, как нарисовать карти¬ну на воде. Особенно если речь идет не об обыч¬ной магии, а об уникальном даре.
— У тебя получилось? — спросил Арей.
— Не сразу. Я даже думал, что не получилось, потому что прошел почти час, а фигура так ни разу и не пошевелилась. Я уже отчаялся. Столько сил вбухал и все впустую. Но ведьмак, который все время держал своего слугу за пальцы на ноге, вне¬запно обрадовался и заявил, что все, достаточно. Остальное он доделает и сам. Я, мол, гений и все такое!
Последнюю фразу Чимоданов произнес с вос¬хитительной небрежностью. В том, что он гений, он никогда не сомневался.
— Простыню он с лица не снимал, нет? — сно¬ва уточнил Арей.
Чимоданов покачал головой, утратив некую часть самоуверенности.
— Я стал требовать обещанной платы. Тогда ведьмак вручил мне этот чемодан и заявил, что он меня не разочарует. Только чтобы я не открывал его прямо сейчас.
— И ты, конечно, сделал это в резиденции? — спросил Арей.
— Угу.
— И что нашел внутри?
— Вначале ничего. Он был пуст, — сказал Чи¬моданов. — На второй день пачку исписанной бу¬маги. Не знаю даже, на каком языке. Что-то араб¬ское. На третий день — кинжал. На четвертый — кошелек, но не с золотом, а с мелкой медной мо¬нетой. На пятый — вареную курицу с рыбьей че¬шуей. Ну и гадость же на вид! На шестой день — руку отрубленную выше локтя с перстнями на пальцах. В общем, на этом я и остановился.
— Значит, чемодана ты больше не открывал?
— Подчеркиваю: НЕТ.
— Как? А в квартире у Эссиорха? — заложила его Ната.
— Так это же не я. Это сделала та девушка.
— Какая «та»? — не понял Арей.
— Девушка, которая уравновесила свет и тьму, — пояснил Эссиорх.
— А, ну да... И что же было в чемодане, когда она его открыла? Дархи?
— Нет. Глиняные черепки.
— Что?
— Обычные глиняные черепки и обгоревший мужской ботинок, — сказал Чимоданов.
— Мужской ботинок? Зачем? — удивился Меф. Чимоданов пожал плечами.
— Представления не имею.
— И больше ничего?
— Нет.
— Странная штука... Вероятно, дархи должны были появиться в телепорте только через цикл. Сам бы Петруччо его уже не открыл. Для Арея бы¬ло еще рано. Но и он не открыл бы один чемодан дважды. Значит, судьбе необходимо было еще од¬но звено, — предположила Улита.
Меф продолжал внимательно изучать Чимоданова. Последнее время он все чаще ловил себя на том, что становится подозрительным.
— А почему ты не выбросил чемодан, когда по¬нял, что там нет ничего стоящего? Зачем таскал с собой? — спросил он.
Взгляд у Петруччо стал затравленным.
— Я не мог. Его нельзя выбросить. Нельзя даже надолго оставить.
— Почему?
— Не знаю. Просто чувствовал, что нельзя, и все. Это меня жутко тяготило. Хотел даже в воду выбросить, когда мы на катере плыли, но не ре¬шился. А то бы еще нырять пришлось, — уныло признался Чимоданов.
— Хорошенький подарок тебе сделали! Типа дареного коня на колбасу не сдают, — сказал Меф с усмешкой.
— Петя, а нам ты почему ничего не сказал? — удивилась Дафна.
У Чимоданова побелел кончик носа. Может, обиделся, что его назвали Петей вместо Петруччо?
— Боялся.
— Чего боялся?
— Этой истории с оживлением. У меня было чувство, что я сделал что-то не то.
— Доперло, наконец? — насмешливо спросила Улита.
Арей неопределенно посмотрел на Петруччо
и, видно, сделав на его счет все необходимые вы¬воды, занялся изучением чемодана.
— Друг мой, знаешь, что такое «пробой»? — спросил он.
Чимоданов дернул головой.
— Не-а. Инструмент, что ли, какой-то?
— Пробой — это когда в спарринге тебя кто-то настреляет по ноге или в корпус. Вроде как ты вы¬держал удар, но мышцы-то уже пробиты. Потом в раздевалке тебя пальчиком кто-нибудь в шутку ткнет в это место, а ты — хлоп! — повалился.
— К чему это вы? — не понял Чимоданов.
— Это я про человека. Каждый человек в со¬стоянии тащить на себе определенное число не¬приятностей. Одну большую, две средних, три загрузона и так далее. Но потом наступает предел. Человек загружен уже по уши. Попроси его коро¬бок спичечный передать — он тебя убьет. Ве¬ришь?
— Верю. Но я-то тут при чем?
— А при том! В общем, Чимоданов, у тебя был интеллектуальный пробой. Тебе сплавили чемо¬дан-телепорт из мира мертвых, а ты его взял.
— Из мира мертвых?
— Разве это не было понятно сразу? — удивил¬ся Арей.
Как страж мрака он не то чтобы презирал такие артефакты, но брезговал ими, как крупный хищник брезгует смердящей падалью.
— Лично для меня в этом уравнении осталось два неизвестных. Ведьмак, который явился к Чимоданову. Кто он? С какой стати он подсунул этот чемодан? Смысл? И еще вопрос — кого оживил Петруччо? — заметил Арей задумчиво.
Улита подошла к лестнице. На этот раз ее ла¬донь не встретила преград. Защита валькирий ис¬чезла.
— Эссиорх, зайчик! Пойдем со мной! Девочка хочет на воздух! В подземелье у нее начинается клаустрофобия! — сказала ведьма.
Мефодий оглянулся на Дафну. Та наглаживала Депресняка с такой целеустремленностью, слов¬но пыталась решить школьную задачу: сколько времени нужно гладить одну кошку, чтобы выде¬лившейся энергии хватило вскипятить литр во¬ды. Правда, в задаче кошка не была лысой.
— А что будет с Даф? Теперь, когда стражи уб¬рались в Тартар, к ней вернется сила? — спросил Меф.
Даф, давно собиравшаяся спросить о том же самом, взглянула на Мефа с благодарностью. Она всегда испытывала непонятную робость и даже страх, когда ей самой приходилось обращаться к Арею. Слишком много насмешки было всегда в его голосе, слишком много холода в глазах. Для светлого стража, выросшего в Эдеме, где все пы¬таются улыбаться и ободрять друг друга, привык¬нуть к этому оказалось непросто.
Арей пристально уставился на Мефодия.
— Что, синьор помидор, жалко тебе ее? В мире три миллиарда женщин — не таких хорошень¬ких, не таких молодых, не таких длинноногих и не только, вообрази, лишенных магии, но и нико¬гда ее не имевших. Почему бы тебе их не пожа¬леть, а? Если уж жалеть, то всех? — спросил Арей с насмешкой.
— Я всех и жалею, — ответил Меф.
— Оно и видно. Этим миром правит слюнявая жалость, смешанная с такой же слюнявой злобой. И это скучно, милый мой. Скучно и пошло. Я счи¬таю: людей надо принудительно подвергать тесту на гуманизм. И если гуманизма мало, пристрели¬вать на месте. Если гуманизма много, то тоже пристреливать, ибо забродивший гуманизм хуже взрывчатки. Непонятно, почему светленькие до сих пор не поддержали эту здравую идею? А, Эс¬сиорх?
— Вы хотели рассказать, что теперь будет с Даф. Вернется ли к ней сила? — напомнил Меф.
— Я хотел? — удивился мечник. — Ты передер¬гиваешь. Это ты хотел. Ну ладно!.. — Арей взглянул на Дафну, затем оглянулся на Улиту и коротко приказал:
— Улита, посмотри!
Улита, собравшаяся удрать с Эссиорхом, не¬охотно приблизилась к Даф и бесцеремонно пригнула к себе ее голову.
— Слютшай, деушка! Твой аур похож на порис¬ты апельсин! Такофф аур быват у обытшны чело¬век, а не у страшш!.. У стража должен быть такой аур, чтобы пуф-пуф из пистолет, а пуля отскаки¬вать от аур! Фот что значит хореший аур для страшш! — сообщила ведьма и, щелкнув Даф по лбу, отпустила ее.
— А зачем акцент? — спросила Даф, потирая лоб.
— С акцентом проще сообщать плохие ново¬сти. Старый фокус докторов. Вместо того, чтобы пугаться, пациент или перестает понимать смысл слов или путается в терминологии, — пояснила ведьма.
— Так значит, все плохо?
— О, я-я! Фантистиш плехо! Яд впиталься в крев и плот и делат свой убийствены трют. Если раньше мы зреть страшш, теперь перед нами обытшны деушка! Если сейчас кто-то сделать тебе пуф-пуф — ты будешь отдыхай мертвы и холедны как утюкк!
— А флейта Даф сможет стать прежней? — спро¬сил Меф с надеждой.
— Вопрос дилетанта. Флейта и так прежняя, — сквозь зубы отвечал Арей. — Проблема в самой Даф. Она и прежде, без разрушительного дейст¬вия яда, с каждым днем все больше становилась человеком. Воздействие лопухоидного мира, уда¬ленность от Эдема, земные чувства и другие при¬чины делали ее такой. Это страж мрака может ва¬ляться в бытовой грязи и не испачкаться. Со стра¬жами света, увы, дело обстоит иначе. Теперь Даф просто заурядная девчонка, которая была когда-то светлым стражем. Но мало ли кто и когда кем был? Вспоминать о прошлом значит увязнуть в нем. Думать надо о будущем.
— И какое у Даф будущее? Она сможет вновь стать стражем? — с волнением спросил Меф.
Он опасался, что Арей скажет «нет». Даф, тоже ждущая этого слова, застыла, как перед ударом.
— У Даф теперь три пути. Первый — остаться человеком. Второй — путем сложного ритуала, о котором я знаю лишь то, что он существует, пре¬вратить флейту и бронзовые крылья в дарх и по¬степенно наполнять его эйдосами. Занятие до¬вольно увлекательное, если разобраться.
— Превратить мои крылья в ДАРХ? Вы предла¬гаете мне стать темным стражем? — с ужасом спросила Дафна.
— Я предлагаю? Не припоминаю, чтобы я де¬лал кому-то официальное предложение. Это перечисление вариантов, не более... — Арей равно¬душно отвернулся.
— А третий путь? — спросила Даф после дол¬гой паузы. У нее было ощущение, что она в ловуш¬ке. Пытается выползти из ямы, хватается за кор¬ни, а корни обрываются.
Арей кивнул на Эссиорха.
— Третий путь — это уже к нему. Поручитель¬ство света быстро избавит тебя от яда. Но это бу¬дет странновато, если свет за тебя поручится. Ты же, кажется, изгнанница? Или мои сведения уста¬рели?
Страж мрака ухмыльнулся. Однако в этой ус¬мешке было и что-то намекающее. Дафна быстро и с надеждой взглянула на Эссиорха. Эх, жаль, что нельзя обсудить это сейчас. Но все же надежда появилась. Забрезжила искрой, которая вполне могла перерасти в устойчивое пламя.
Улита нетерпеливо толкнула Мефа в плечо.
— Ну все! Мне надоело! Что ты тут стоишь, на¬следник конторы? Бери Даф и поехали ужинать. Еще пять минут болтовни, и я займусь людоедст¬вом!
— Да, поехали, — кивнул Меф и протянул Даф¬не руку.
— Кстати, Меф, — с хитрым видом продолжала Улита, — валькирию ты с нами пригласить не хо¬чешь? На твоем месте я присмотрелась бы к де-
вушке повнимательнее. Как-то она тебя слишком уж демонстративно не замечает. Что-то тут не так. Моя интуиция бьет в набат и стреляет из пушек!
Меф с недоумением посмотрел на ведьму. Ин¬тересно, что она имеет в виду?
— Улита, перестань! Охота тебе лезть в чужие дела? Ты что, ни о чем другом вообще думать не можешь? — проворчал Эссиорх.
— Могу, сокровище мое, могу... Я вся такая задумчивая-раззадумчивая. Ты случайно не знаешь ресторанчика, который должен сегодня сгореть? Я с радостью ему помогу!
Когда Меф поднялся на поверхность, солнце уже закатывалось за горизонт. Казалось, что вни¬зу, под холмом, течет не река, а натянута красно¬ватая мерцающая полоса, неподвижная и лишь изредка идущая рябью ярких точек и пятен. Валь¬кирия стояла на косогоре — ее четкая, прямая фи¬гура касалась солнца, словно сама являлась ча¬стью небесного диска.

:beee: